Чарльз Сноу - Смерть под парусом Страница 49

— Господи, неужели вы такой безжалостный? — не выдержал я. — Вам доставляет удовольствие смотреть, как они корчатся перед вами?

— Мой дорогой Йен, старина, — ответил Финбоу с легкой улыбкой, поднимая воротник пальто. — Если бы я позволил себе всех жалеть, то не смог бы так хорошо делать эту работу. Я стараюсь понять людей, но не вижу причин, почему должен страдать из-за них — без всякой на то необходимости.

— Вы гораздо добрее, чем стараетесь казаться, — сказал я, глядя на его решительное лицо.

Он рассмеялся, но ничего не ответил.

Резкий порыв ветра пригнул камыши к самой воде и стих.

— Полагаю, вы пытались проанализировать роль Тони, когда разыгрывали эту комедию с гаданием? — спросил я.

Финбоу в притворном удивлении широко раскрыл глаза.

— Йен, я потрясен вашей проницательностью.

— Почему вы прибегли к подобной уловке?

— Потому что иногда самый короткий путь к правде — отказаться от вопросов и заменить их утверждениями.

— На мой взгляд, такой метод ненадежен, — возразил я.

Улыбнувшись, Финбоу пояснил:

— Дело в том, что считающийся лучшим способ вызвать человека на откровенность гораздо глупее и наивнее, чем я когда-либо мог предположить. Неудивительно, что у большинства людей ничего не выходит. Видите ли, Йен, и вы, и все остальные до нелепости преувеличиваете значение произнесенного слова. Вы склонны верить заявлениям людей. Даже зная, что человек лжец, вы все равно думаете, что в его словах может быть доля правды. На самом деле нужно придерживаться одного непреложного принципа. Услышав какое-либо утверждение, мы не должны задаваться вопросом, верно оно или нет. Необходимо просто спросить себя: почему человек это сказал? Зная мотив, обычно удается оценить ценность сказанного.

Вся информация, которую вам сообщают, представляет собой смесь истинных и ложных фактов, плавающую на поверхности желаний, воспоминаний и страхов. Чтобы разобраться в этой смеси и понять ее смысл, необходимо использовать более тонкие методы, чем у Алоиза Биррела. Так, например, Тоня сообщила нам, что раньше не знала Роджера, а потом рассказала, что была в Ницце, и вышла из себя, услышав предположение, что они могли там встретиться. Ее заявление ценно одним — по какой-то причине ей не хочется, чтобы мы думали, что она была в Ницце с Роджером. Это не означает, что она была в Ницце с Роджером или что она не была в Ницце с Роджером: смысл в том, что ей очень не нравится эта мысль. Спроси я ее напрямик, как это делает Алоиз Биррел: «Вы встречались с Роджером в Ницце?» — она ответила бы отрицательно. Прямого способа выяснить это у нас нет. Приходится полагаться на ассоциативный процесс. Если бы мы могли написать на листе бумаги сотню слов, например:

   ШКОЛАХУДОЖНИК   ТРУБА   НИЦЦА

и так далее, и попросить всех не задумываясь против каждого слова по ассоциации написать другое слово, то получили бы занятные результаты — гарантирую. В сущности, мой метод беседы представляет собой упрощенный способ выявления ассоциаций. Именно поэтому мне безразлично, куда свернет разговор, — как правило, я в любом случае что-то из него извлеку. Вот почему я разговариваю с молодыми женщинами, когда они устали, оскорбляя ваши рыцарские чувства: ассоциации возникают гораздо легче, когда сознание угнетено. Вот почему я занялся гаданием: большинству людей не чуждо суеверие, и мысль о том, что мои слова могут оказаться правдой, заставляет их терять бдительность.

— А что бы вы делали, окажись ваши догадки относительно поклонников Тони неверными? — спросил я. — Вы начали с утверждения, что Тоня была увлечена брюнетом, когда ей еще не исполнилось двадцати. Окажись это неправдой, вы не смогли бы продолжить игру.

Финбоу усмехнулся:

— Оценив ее темперамент, я пришел к выводу: вероятность, что до двадцати лет у нее не было романа с каким-нибудь мужчиной, крайне мала. И он вполне мог быть брюнетом. Более того, он скорее всего был брюнетом — блондины менее влюбчивы.

От удивления я даже растерялся. Потом спросил:

— И что же вы в конце концов выяснили?

— Ответ на этот вопрос вы получите через несколько часов.

Вновь послышалось завывание ветра. Я почувствовал раздражение.

— Ну и кто же убил Роджера?

— Полагаю, мне это уже известно, — серьезно ответил он.

— Кто?! — вскрикнул я, охваченный страхом.

— Пока не могу сказать. Потому что если вы будете это знать, то своим поведением можете создать трудности в весьма деликатной ситуации. Понимаете, Йен?

— Разве вы не понимаете, что я больше не вынесу неизвестности?

— Мой дорогой Йен, я пытаюсь предотвратить то, что пережить будет еще труднее. — В его тоне сквозили нотки сожаления.

Несколько часов после разговора с Финбоу для меня стали худшими за все время, прошедшее после смерти Роджера. Мне пришлось сидеть за обеденным столом, смотреть на грустное, милое лицо Эвис, на необычную красоту Тони, зная, что одна из них совершила холодное, расчетливое убийство.

Финбоу сидел между ними, шутя и непринужденно болтая, словно разговаривал с двумя юными друзьями на модной премьере, но я понимал: он один знает, которая из двух очаровательных девушек застрелила Роджера. Никогда еще я так не завидовал непринужденным манерам Финбоу, и никогда еще так не возмущался его отстраненностью, позволявшей ему наслаждаться этим маскарадом!

Наблюдая за ними, я страстно желал, чтобы той, кого в конечном итоге обвинит Финбоу, оказалась Тоня.

После обеда я пытался читать, но слова искажались, складываясь в строки, плывущие перед глазами: «Врач с Харли-стрит убит прекрасной кузиной». Я бросал взгляды на Эвис, неловко сидевшую в глубоком кресле, и в сотый раз повторял себе, что не могу думать о ней дурно. Потом вдруг почувствовал прилив надежды. Я подумал, что Финбоу тоже может ошибаться, что подозрения против Уильяма отвергнуты на каком-то фантастическом основании, и не исключено, что Роджера убил именно Уильям. Я снова и снова перебирал улики против него. А еще остается Кристофер, напомнил я себе. Даже если мы не можем установить мотив, это не причина для снятия подозрений. Тоня, Уильям или Кристофер, но только не Эвис, убеждал я себя. Затем на меня вновь навалился груз сомнений. Не дай Бог еще раз пережить такой вечер.

Возвращение Кристофера отвлекло меня, за что я был ему более чем благодарен. Кристофер приехал из Нориджа на машине и вошел в бунгало без нескольких минут десять. Радостно улыбаясь, он появился в гостиной.

— Как все прошло? — быстро спросил Уильям.