Клэр Гриффен - Лежачая больная Страница 4

Я снял промокшую верхнюю одежду и сидел у камина в халате, читая «Таймс», когда Шерлок Холмс возвратился из своей экспедиции. Хотя мой друг все еще пребывал под чужой личиной, одного взгляда на его лицо оказалось достаточно, чтобы понять: в настоящий момент он склонен скорее к размышлениям, чем к беседам.

— Не сейчас, — бросил он в ответ на мой невысказанный вопрос. — Мне нужно избавиться от этого тесного наряда и ввести в себя некоторое количество горячей пищи, прежде чем я буду в состоянии обсуждать события дня. Не могли бы вы позвонить в колокольчик и известить миссис Хадсон, что мы готовы поужинать?

После великолепного ростбифа миссис Хадсон и не менее прекрасного йоркширского пудинга он налил нам обоим виски с содовой и закурил сигару. С полчаса он сидел в сумраке комнаты, задумчиво глядя в огонь. Я слишком хорошо успел изучить моего друга, чтобы отвлекать его от этих дум.

С боем часов он наконец оживился.

— Принесите-ка лампу, Ватсон. Думаю, мы можем позволить себе сыграть в вист перед тем, как уляжемся спать.

— Вы меня поражаете, Холмс.

— Да? Тогда имейте в виду: завтра мы приглашены на карточную партию на Гровнер-сквер. Мне нужно освежить в памяти правила.

— Как я понимаю, вам удалось познакомиться с Чарльзом Эбернетти.

— Именно так. В обществе «Огни рампы» он настоящая звезда. Тщедушный вертлявый человечек, Ватсон, но в его чертах, цвете кожи и оттенке волос есть нечто неописуемо стандартное, вот почему он, вероятно, может играть множество различных ролей. Пожалуй, он чересчур актерствует, но здесь имеется несколько тонких и довольно любопытных нюансов.

— Касающихся его личности или его выступлений на сцене?

Холмс усмехнулся:

— Ваши прагматические замечания всегда бьют в самую точку. Об этом и речь: где кончается актер и начинается человек? Я посмотрел репетицию и упросил председателя общества, моего знакомого, представить меня нашей звезде. Я превознес до небес актерское мастерство мистера Эбернетти и, похоже, вполне очаровал его. Вероятно, в нем взыграло тщеславие вкупе с потребностью все время поддерживать уверенность в себе. Мы достигли с ним столь полного взаимопонимания, что он пригласил меня в один из ближайших вечеров отправиться с ним в театр Друри-Лейн, где выступает артист, которым он восхищается. Почему-то речь у нас зашла о висте. Когда я сообщил, что играю, он тут же пригласил меня на партию завтра днем. «У вас есть друг-картежник?» — поинтересовался он. «Есть», — ответил я. Ну а его сестра, мисс Сабина Эбернетти, сядет с нами четвертой.

— Итак, вам удалось проторить для нас дорогу к ним в дом. Отлично проделано, Холмс.

Мой спутник пожал своими узкими плечами.

— Не знаю, насколько отлично я это проделал. — Он вдруг переменил тему: — А как ваши успехи с доктором Ройсом Майлзом?

— Я опасался, что он не захочет особенно распространяться о своей бывшей пациентке, но он оказался довольно разговорчив, когда речь зашла о леди Эбернетти. Он был только рад сбыть ее с рук и пожелал мне всевозможных удач. Видимо, она принадлежит к числу тех раздражительных пациентов, которых боятся лечить все доктора на свете.

— А что насчет ее заболевания?

— Легочная конгестия, дающая чрезмерную нагрузку на сердце. Затруднена работа левого желудочка. К счастью для ее детей, долго она не протянет. По словам Майлза, это холодная женщина, которая обращается и всегда обращалась с сыном и дочерью как со слугами, а не как с любимыми отпрысками. Майлз с большой похвалой отзывался о заботе и внимании, которыми они ее окружают.

— А небрежное обращение способно свести ее в могилу раньше срока?

— Какое грубое замечание, Холмс.

— Миссис Бертрам говорила, что боится именно этого.

— Доктора Майлза удивила ее тревога. По его словам, она лишь однажды поинтересовалась здоровьем мачехи — когда узнала, что от услуг доктора отказались. Во время своих многочисленных визитов на Гровнер-сквер он ни разу ее не заставал.

— Возможно, они просто посещали больную в разное время. Ну а сам доктор Ройс Майлз? Какое у вас о нем создалось впечатление?

— Добросердечный, прямой человек, довольно жизнерадостного вида. Не следует делать такое замечание о коллеге, но мне кажется, что он увлекается портером.

— Возможно, потому-то ему и дали отставку.

— Уверен, что он достаточно сведущ, — поспешил я защитить своего собрата.

Мой друг лишь хмыкнул.

— Должен признаться, я совершенно сбит с толку, Холмс. Вы считаете, миссис Бертрам тревожится искренне?

— Я считаю, что здоровье леди Эбернетти чрезвычайно тревожит нескольких человек. Вопрос лишь, по какой причине.

— Похоже, вы не придали значения подозрению миссис Бертрам, что ее мачеха подверглась насилию. После того как вы познакомились с Чарльзом Эбернетти…

— …представил ли я, что он способен на матереубийство, отвратительнейшее из злодейств? Могла ли Элис Эбернетти вообразить, что, подобно Клитемнестре, породила змею, высасывающую кровь из ее груди?[7] — Он отбросил мрачное настроение вместе с сигарой. — А теперь, Ватсон, раздавайте карты.

Дом в Мейфэре, наиболее сдержанно-изящном из лондонских районов, был выдержан в георгианском стиле, с оградой из железных прутьев, двойными дверями в обрамлении дорических колонн, большими эркерами, лестницей слева, ведущей вниз, к черному ходу, и отдельным двором, где располагались конюшня и каретный сарай.

— Как по-вашему, сколько может стоить эта недвижимость? — тихо проговорил Холмс. Он снова замаскировался как вчера — буйные локоны, усы.

— Себастьян Фуд и Джон Ватсон, — отрекомендовался он пожилому дворецкому, открывшему нам дверь. — Полагаю, мистер Чарльз Эбернетти нас ожидает.

Нас провели в небольшую гостиную, обставленную довольно старомодно: неоклассический мраморный камин, китайские обои, китайский же ковер, чиппендейловская мебель. Чарльз Эбернетти горячо нас приветствовал. Его сестра, одетая в темное кашемировое платье, поднялась с кресла, снабженного подголовником, и двинулась нам навстречу. Держалась она более скованно, чем брат, однако не менее любезно. По сравнению с единокровной сестрой оба они казались весьма бесцветными. По возрасту их разделяло не больше года. Чертами лица и хрупкостью телосложения они настолько походили друг на друга, что отличала их лишь принадлежность к противоположным полам да некоторая разность характеров. Скоро стала очевидна их глубокая привязанность друг к другу.

— Вы должны извинить нас за эту старомодную меблировку, — произнес Чарльз после взаимных представлений. — Так был обставлен дом, когда он перешел в собственность нашей семьи, и матушка всегда хотела, чтобы в нем все так и оставалось.