Лилиан Браун - Кот, который жил роскошно Страница 37

– Судя по их состоянию, – сказал Квиллер, – у неё катаракта. Почему бы ей не сделать операцию?

– Наверное, потому, что ей вовсе не хочется видеть лучше. Вы заметили, что на окнах матовые стекла? Ей хочется, чтобы время остановилось на отметке «тысяча девятьсот тридцать пять». Но карты и игральные доски она видит замечательно!.. Так какие хорошие вести вы мне принесли?

Они расположились в магазине: Квиллер на настоящем чиппендейловском «угловом» стуле, а Мэри на китайском троне чёрного дерева с перламутровыми инкрустациями.

– Фонд Клингеншоенов дал мне «зелёный свет» на покупку и реставрацию «Касабланки», – сказал он.

– Чудесно! Но это неудивительно. В конце концов деньги всё равно ваши, разве нет? Папа говорит, что в финансовых кругах это ни для кого не секрет.

– Ещё в течение двух лет они не будут целиком моими. Хотя на самом деле это не так важно. Важно на самом деле вот что: смогу ли я убедить Графиню продать здание?

– Думаю, да, – сказала Мэри. – Ждёте с нетерпением?

– Проект мне кажется заманчивым, но окружающая обстановка – угнетающей. Это напоминает шикарный кинотеатр, не показывавший фильмов со времени Второй мировой войны.

– Не забывайте, – напомнила Мэри, – что после шестидесяти лет любой интерьер покрывается патиной, а квартира Пламба – просто музей. Там в гостиной стоит огромная ваза, уснащенная цветами и обнаженными женщинами. Не знаю, заметили ли вы её…

– Заметил.

– Она на рынке сейчас стоит тысячи долларов. Это же Рене Бюфо.

– По буквам можно?

– Б-ю-ф-о. В Хламтауне есть магазинчик, специализирующийся на предметах прикладного искусства, там самая дешёвая вещь отмечена четырехзначным числом.

– Мэри, а как давно вы знаете Графиню?

– Не встречалась с ней, пока не вступила в НОСОК и Ди Бессингер не внесла меня в список игроков в триктрак, но слышала легенду об Аделаиде всю жизнь.

– Что это за легенда? – От любопытства усы Квиллера встопорщились.

– Ничего такого, что бы вы смогли занести в свою книгу, но история известная, и в тридцатых годах – так мама говорила – это была светская сплетня.

– Так расскажите!

– История достоверная, – так начала Мэри, – Вскоре после того как Аделаида впервые вступила в свет, она обручилась с человеком, который нацелился на её будущее состояние. Это был нищий, но обворожительный и очень красивый мужчина из хорошей семьи. Аделаиде повезло, и многие ей завидовали. А затем… экономический спад, банки закрылись, и Харрисон Пламб оказался в стеснённых обстоятельствах. Как говорил мой отец, Пламб никогда не испытывал недостатка в средствах и выбрасывал миллионы на ар-деко. Но теперь половина квартир в «Касабланке» пустовала, а оставшиеся жильцы мучительно искали деньги для того, чтобы заплатить арендную плату. Тридцать лет здание было его единственной страстью, и вот, похоже, он мог его потерять. И тут произошли одновременно три потрясающих события: Аделаида разорвала помолвку, её отец снова стал платежеспособным, а одна из её пеннимановских кузин вышла замуж за обманутого мужчину.

– Тут, кажется, всё ясно, – заметил Квиллер.

– Естественно. Аделаида променяла жениха на миллионы, которые спасли «Касабланку» и её любимого отца от падения. В то время миллионы дорого стоили.

– Это многое говорит о характере Аделаиды, но я не уверен, что именно, – заметил Квиллер. – Что это было: благородная жертва или холодный расчёт?

– Нам кажется, болезненный жест самозабвения, ведь сразу после этого она покинула светское общество. К несчастью, её отец умер через несколько месяцев после происшествия, и «Касабланке» не удалось восстановить свой престиж.

– Сколько же Аделаиде было тогда лет?

– Восемнадцать.

– Она производит впечатление человека, полностью удовлетворенного сделанным выбором. Кто занимается её финансовыми делами?

– После смерти отца родственники по линии Пенниманов посоветовали ей вложить полученную страховку в эксплуатацию «Касабланки». Сейчас, естественно, те же самые Пенниманы предлагают ей передать…

– …её им, Грейстоуну и Фладду. И вы хотите, чтобы я вступил в борьбу с такими людьми? Да вы мечтательница!

– Для вас хорошей поддержкой является любовь Аделаиды к зданию и памяти отца. Вы сможете её убедить, Квилл!

Он поднялся, пофыркивая в усы.

– Н-да… Пожелайте мне удачи… А это что такое? – Он указал на небольшое украшение.

– Работа по стеклу – коробочка для пилюль в стиле ар-деко. Сделана приблизительно семьдесят пять лет назад.

– Ей понравится?

– Ещё как! Даже больше, чем персик.

– Покупаю, – сказал он.

– Мои поздравления. – Мэри сняла ярлык с ценой. – Положу в бархатный мешочек.

С подарком в кармане Квиллер отправился во дворец Пламба на двенадцатом. Пока он ждал кабину лифта у бронзовых дверей, к нему, постукивая палкой и пошаркивая ногами, подошла миссис Баттон.

– Господи! Вы такой красавец! – выкрикнула она высоким надтреснутым голосом. – Мой покойный муж всегда выглядел красавцем в тёмном костюме. По четвергам вечерами он надевал свой вечерний костюм, я – длинное платье, и мы отравлялись в концерт. Сидели всегда в ложе первого яруса. Вы едете играть в карты с Аделаидой? Приятного вам вечера.

Миссис Баттон, одна из многочисленных стариков «Касабланки», совершавших ежедневный моцион в вестибюле, прошаркала до входных дверей, развернулась и прошаркала обратно. Если здание восстановят, подумал Квиллер, что станется со стариками? И студентами? Изабеллой? Миссис Таттл и Рупертом?

Размышляя об этом, в кабине розового дерева он поднялся на двенадцатый, где был встречен Фердинандом, возвышающимся коралловой горой.

– Куриного хаша не будет, – таковыми словами приветствовал его дворецкий. – Будут креветки. Неизвестно почему. По четвергам подают куриный хаш.

Хозяйка вышла Квиллеру навстречу, протянув руки и кокетливо склонив голову набок. Она столько лет кокетливо клонила её набок, что теперь одно её плечо было выше другого. Вчера Квиллер посчитал Аделаиду смешной и жеманной, сегодня, услышав её историю, он испытывал к этой женщине жалость, несмотря на её бирюзовое шифоновое платье, развевающиеся шарфы, квадратно-граненый оникс и бриллиантовые украшения.

– Так приятно видеть вас снова, мистер Квиллер, – проговорила она.

Он сел в кресло, и Фердинанд подал сильно разбавленный водой грейпфрутовый сок в граненом стакане. Квиллер поднял стакан.

– За изящных дам и заколдованные дворцы! – провозгласил он.

Маленькая печальная Графиня любезно наклонила голову.

– Как вы провели день? – спросила она.

– Я провел его в ожидании вечера, выбирая для вас эту безделицу. – Он подал ей бархатный мешочек.