Жорж Сименон - Первое дело Мегрэ Страница 34

— Я чувствую себя совершенно здоровым.

— Тем лучше, тем лучше! Кстати, как вы могли убедиться, вся эта история уладилась. Впрочем, я вас поздравляю, вы были, оказывается, недалеки от истины. Как раз в тот день, когда я приходил вас проведать, Луи позвонил в полицию.

— По собственному желанию?

— Признаюсь, я ничего толком не знаю. К тому же это не имеет ровно никакого значения. Главное, он признался. По-видимому, он догадывался, что ведется следствие, и понимал, что доберутся до правды.

Мегрэ, опустив глаза, упорно рассматривал письменный стол, и на лице его не отражалось никаких чувств. Ощущая неловкость, комиссар продолжал:

— Он, минуя нас, обратился непосредственно в префектуру. Вы читали газеты?

— Да.

— Конечно, правда была несколько приукрашена. Дань необходимости, со временем вы это поймете. Есть случаи, когда скандал недопустим, когда голая правда приносит больше вреда, чем пользы. Поймите меня правильно. Мы оба знаем, что граф проник в дом отнюдь не как грабитель. Может быть, его там ждали. Лиз Жандро была расположена к нему. Я употребляю это слово в лучшем его смысле. Не забывайте, что она родилась в замке д'Ансеваль, что обе семьи связывают определенные узы. Боб был человеком отчаянным. Он скатывался все ниже и ниже с непонятным неистовством. Почему не предположить, что она пыталась направить его на путь истинный? Таково мнение моей жены, которая хорошо знает характер Лиз. Но не в этом дело. Был ли он пьян в ту ночь, как это с ним довольно часто случалось? Держал ли он себя вызывающе? Луи весьма скуп на подробности. Его привлекли крики и шум. Когда он вошел в комнату, Боб и Ришар Жандро сцепились в схватке, и ему показалось, что он увидел нож в руке графа.

— А нож нашли? — негромко спросил Мегрэ, по-прежнему уставившись на стол.

Казалось, он упорно разглядывает какое-то пятнышко на полированной поверхности.

— Не знаю. Следствие вел Бародэ. В силе остается все та же версия — на ночном столике лежал револьвер, и Луи, защищая своего хозяина, выстрелил. А теперь скажите, мой юный друг, к чему бы привел скандал? Публика не приняла бы правды. Мы живем в такое время, когда определенные слои общества находятся уж очень на виду. На карту была поставлена честь мадемуазель Жандро, ибо речь шла бы главным образом о ее чести. Так или иначе, это типичный случай самообороны.

— Вы уверены, что стрелял дворецкий?

— В деле имеется его признание. Подумайте только, Мегрэ, как реагировали бы некоторые газеты, каковы были бы последствия этого дела для молодой девушки, которую у нас нет оснований обвинять ни в чем, кроме как в некоторой… м-м-м… экспансивности…

— Понимаю.

— Мадемуазель Жандро уехала в Швейцарию. Нервы ее не выдержали такой перегрузки, и она, вероятно, пробудет за границей несколько месяцев. Луи оставлен на свободе за отсутствием состава преступления. Его единственная ошибка заключается в том, что, потеряв голову, он, вместо того чтобы немедленно во всем признаться, закопал труп в саду.

— Он один его закапывал?

— Поставьте себя на место Ришара Жандро. Я вижу, вы все еще сомневаетесь. Но в конце концов вы поймете. Бывают случаи, когда мы не вправе…

— …поступать согласно велениям совести? Тогда Ле Брэ снова стал сух и высокомерен, более высокомерен, чем когда-либо.

— Мне не в чем упрекнуть свою совесть, — отрезал он, — хотя я имею основания полагать, что она у меня не менее щекотлива, нежели у любого из вас. Вы молоды, Мегрэ, очень молоды, и это единственная причина, по которой я не могу на вас обижаться.

Было около двенадцати, когда в комиссариате зазвонил телефон.

Инспектор Бессон снял трубку и обратился к Мегрэ:

— Это вас. Все тот же тип. Он звонит уже в третий раз, и всегда в одно и то же время. Мегрэ взял трубку.

— Алло! Жюль? Он узнал голос Дедэ.

— Ну как дела? Лучше? Уже работаете? Скажите, у вас есть время позавтракать со мной?

— К чему?

— Это уж мое дело. С того самого дня мне охота свезти вас позавтракать в деревню. Не бойтесь. Я приеду за вами на своей колымаге. Но только я буду стоять не у комиссариата, а на углу улицы Фонтен, потому что я не очень-то люблю такие заведения, как ваше. Идет?

Бедняга Жюстен, опять ему не повезло!

— Скажите ему, что меня вызвали по срочному делу. Увидимся с ним сегодня вечером или завтра утром.

Через четверть часа он садился в серый «дион-бутон».

Дедэ был один.

— Скажите, что вам больше по вкусу? Как насчет жареного пескаря? Давайте раньше на минуточку остановимся у ворот Майо и пропустим по одной.

И они зашли в бар, где Дедэ заказал два абсента.

Он был весел, но глаза его сохраняли серьезность. На нем был все тот же серый костюм в клеточку, ботинки желтовато-зеленого цвета и ярко-красный галстук.

— Еще по одной? Нет? Ну, как хотите. Сегодня у меня нет никаких оснований вас спаивать.

И они покатили сначала по дороге, потом выехали на берег Сены, по которой скользили рыбацкие лодочки, и вот наконец у самой воды увидели маленькую харчевню с садом за домом и сетями, натянутыми перед верандой для просушки.

— Густав, сообрази-ка нам обед на славу. Начнем с жареных пескарей. — И, обращаясь к Мегрэ, объяснил: — Он сейчас закинет сеть, и мы получим их прямо живехонькими. — Затем снова к хозяину: — Ну, а еще что ты нам предложишь?

— Не желаете ли петуха в розовом «божелэ»?

— Ладно, давай петуха.

Дедэ чувствовал себя здесь как дома. И в кухню зашел, и в погреб спустился, откуда вернулся с бутылкой белого луарского вина.

— Это стоит всех аперитивов мира. А пока, в ожидании жареного пескаря, набейте свою трубку, и потолкуем. — Он почувствовал необходимость объяснить: — Знаете, почему я так хотел встретиться с вами? Потому что вы мне нравитесь. Вы не такой негодяй, как все эти типы там у вас.

Он тоже будет приукрашивать правду, — Мегрэ это отлично знал. Люди такого сорта, как Дедэ, страшные болтуны, и это часто их губит. Они так довольны собой, что почти всегда испытывают необходимость говорить о своих темных делишках.

— Где Люсиль? — спросил Мегрэ, который полагал, что и она примет участие в завтраке.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но она действительно больна. Видите ли, эта девушка по-настоящему любила Боба. Она дала бы разрезать себя за него на мелкие куски. Вся эта история убила ее. Она не хотела ни за что покидать улицу Брей — там, видите ли, все ей напоминает о нем. Вчера я уговорил ее поехать в деревню и сам отвез туда. Я потом поеду к ней. Ну, пока хватит! Может быть, еще когда-нибудь вернемся к этому.