Саймон Толкиен - Последний свидетель Страница 30

Во время пасхальных каникул заседания парламента не проводились. Длинные, обитые зеленой кожей скамьи в палате общин не слишком заинтересовали Томаса, даже когда Грета указала на переднюю, где обычно заседало правительство, и микрофон, которым пользовался отец при выступлениях. Да, он подвел его, но, с другой стороны, Томас испытывал явное облегчение при мысли о том, что весь день сможет провести без него. Можно представить, какую скуку развел бы отец. Зато Грета знала массу забавных историй из жизни политиков, которые с удовольствием рассказывала, предваряя каждую предупреждением: «Чтоб никому ни слова, иначе мне страшно попадет от твоего отца».

Солнце сияло на безоблачном небе, когда наконец около часа дня они вышли из здания парламента. И направились в парк, неся корзинку вместе. Поверх корзины был накинут плед, и Грета расстелила его на газоне у берега реки.

— А мы вчера катались на катере, — сказал Томас. Просто для поддержания беседы, пока Грета раскладывала приготовленные для пикника продукты. — Мы с мамой проплыли примерно вон оттуда до Тауэра. Мимо «Ворот изменников».

— Жутковатое местечко, — заметила Грета. — Давненько там не была, наверное, со дня своего первого приезда в Лондон.

— Чем же жутковатое? — спросил Томас.

— Ну, как же, достаточно вспомнить имена. Эти несчастные принцессы в башне. Анна Болейн. Потом Кэтрин Ховард.

— Да, нам показывали место, где их казнили.

— Потом еще этот негодяй Генрих Восьмой. Уж так отличился, такой след оставил в истории, что никому не снилось. Женился на хорошеньких девушках втрое моложе себя, а потом безжалостно убивал, стоило заподозрить их в измене. Естественно, что они изменяли этому жирному борову, чего еще было от них ожидать?

— Да ничего они не изменяли, — вступился за несчастных Томас. — Уж во всяком случае, Анна Болейн. Это Томас Кромвель говорил королю, что она изменница, а на самом деле ничего подобного. — Король Генрих Восьмой и шесть его жен были, пожалуй, самыми популярными персонажами в истории.

— Что ж, печально слышать. Уж я бы точно наставила рога этому злобному старому козлу. Мало не показалось бы.

Томас промолчал. И сердце его забилось при мысли о том, что вытворяла бы Грета, наставляя рога нелюбимому мужу. Он даже покраснел и отвернулся.

— Ладно. Давай не будем говорить о казнях и прочих ужасах. День выдался такой чудесный, к чему его портить? Не хочу, чтоб меня потом обвинили в том, что у тебя выдалась еще одна бессонная ночь.

— О чем это вы? Спал я прекрасно.

— Просто твоя мама сказала вчера, Томас, о том, что у тебя с утра были черные круги под глазами и оттого ей показалось, что ты вовсе не спал.

— Так то было накануне ночью.

— Да, именно.

И Грета окинула Томаса выжидательным взглядом. Вопросов не задавала, но словно ждала каких-то объяснений. Но, поскольку он снова промолчал, решила зайти с другого конца.

— Должно быть, после тихой жизни во Флайте здесь все кажется таким непривычным. И нужно время, чтоб приспособиться, верно?

— Наверное.

— И этот ужасный уличный шум. Даже после полуночи нет покоя. Я сама часто просыпаюсь от этого шума.

— Ну, с этим у меня проблем не возникло. Ни прошлой ночью, ни накануне. И я не знаю, с чего это мама вдруг встревожилась.

Грета улыбнулась. И вся как-то заметно расслабилась. Томас понял, что не ошибся с ответом. Именно этого она и ждала от него — подтверждения, что он ничего не видел и не слышал. Он и сам был доволен, не хватало только, чтоб Грета узнала, что он шпионил за ней и ее таинственным знакомцем. И одновременно он ощутил все нарастающее возмущение и тревогу. Во-первых, Грета настроена против мамы, во-вторых, беспокоили и еще кое-какие вещи. К примеру, мужчина со шрамом и еще тот факт, что Грета солгала, сказала родителям, что провела ночь в Манчестере с больной матерью.

Томас понимал: с этой женщиной следует держать ухо востро, ни в коем случае не доверять ей. Но как же это было трудно, учитывая привлекательность Греты и отчаянные ее старания ему угодить.

— А я захватила бутылочку белого вина, — сказала она. — Глоток-другой тебе не повредит, только родителям ни слова. Договорились?

Томас не ответил, но принял из рук Греты пластиковый стаканчик, и этот жест мог расцениваться как молчаливое согласие. Выпил, от вина немного закружилась голова, и окружающий мир стал казаться еще ярче и солнечней.

— Черт, жаль, что оделась не слишком удобно для пикника, — проворчала Грета. Сняла жакет, расстегнула две верхние пуговки на блузке. И скинула туфли на высоких каблуках перед тем, как усесться на плед.

— Жаль, что в корзине не было места для подушек, — заметила она. — И этот жакет положить нельзя, изомнется. А мне потом еще на работу. Не возражаешь, если я облокочусь о твои ноги, Томас? Вместо подушки, а?..

Томас молча кивнул. И уже окончательно утратил дар речи, когда Грета, вытянув длинные стройные ноги, опустила голову ему на бедро. Закрыла глаза и удовлетворенно вздохнула.

Томас лежал на боку, прижавшись щекой к согнутой в локте руке, и скоро рука затекла, но он боялся пошевелиться. И вот, затаив дыхание, он потихоньку начал пододвигать другую руку, пока она не оказалась у ноги в светлых хлопковых брюках, что два дня тому назад купила ему мама, совсем рядом с гривой черных, как вороново крыло, волос Греты, разметавшихся по его бедру.

Какое-то время он колебался, секунды показались вечностью, и вот наконец рука нерешительно зависла над головой Греты, а затем он начал нежно поглаживать ее волосы. Еще через какое-то время она слегка изменила позу и теперь, глядя вниз, Томас видел округлые холмики ее грудей. И тут же ощутил сильнейшее возбуждение, но ничего не мог с этим поделать. Он был уверен, Грета тоже заметила. Но и не думала отодвигаться. Вместо этого вдруг открыла глаза и заговорила чувственным полусонным голосом, отчего он завелся еще больше.

— Знаешь, ты мне нравишься, Томас. Всегда нравился, с самого начала. Ты совсем не похож на отца и в то же время постоянно напоминаешь мне его.

— Ты мне тоже нравишься, — еле слышно прошептал Томас.

— Твоего отца и еще одного мальчика, с которым я училась в школе, — мурлыкала Грета. — Ты и на него тоже очень похож. Пьер, так его звали. Вечно декламировал стихи, рассказывал всякие невероятные истории. Отец его был родом откуда-то из Франции и просто ненавидел Манчестер. Возможно, Пьер унаследовал это от него. Я хочу сказать, романтическую натуру.

— И что с ним было потом?

— С Пьером? Он бросил школу. Подался на юг и затерялся где-то в Лондоне. Какое-то время мы даже перезванивались, но было это сто лет тому назад. Последний раз он говорил, что работает где-то во Франции. Не знаю, там ли он теперь. Возможно, женился. И у него куча ребятишек, мал мала меньше.