Чарльз Вильямс - Клеймо подозрения Страница 29

— Разумеется, они могли это проверить, но вам ничего не сказать. Во всяком случае они должны были это сделать, ибо 5.15 утра — очень неподходящее время звонить в провинциальный городок, где все бары закрыты. К тому же это либо слишком рано, либо слишком поздно, чтобы разыскивать кого-нибудь в мотеле. Они хоть намекнули вам на это?

— Да, они обвинили меня в том. что я лгу.

— Разумеется... Очевидно, они нигде не нашли никакого мистера Карлсона, а это означает, что никто его фактически и не мог искать. Но если они поверили вашим словам, то автоматически должны были поверить и еще кое-чему: тому, что вы говорили по телефону с женщиной, которая убила вашего мужа.

Она удивленно уставилась на меня:

— Женщина?

— Жестокая и хитрая, — ответил я. — Убедитесь сами. За час с небольшим она помогла убить человека, видела, как полицейский убил ее любовника, и все же сумела вывернуться и подстроить все таким образом, чтобы подозрение пало на вас. Голову она не потеряла и столь же нежна и добра, как кобра!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мы не возвращались к этой теме, пока не принялись за кофе. Миссис Лэнгстон была спокойна, но съела всего лишь маленький кусочек бисквита и выпила немного вина. Я предложил ей сигарету.

— Вы совершенно уверены, что ваш супруг не знал Стрейдера? — спросил я.

— Уверена, — ответила она. — Я никогда не слышала, чтобы он упоминал его имя.

— Но это означает, что он должен был знать эту женщину. Вы это понимаете?

— Почему?

— Кто-то из них с ним связан. Иначе не имело смысла представлять дело несчастным случаем. Подозрение не пало бы на Стрейдера только потому, что он случайно остановился в вашем мотеле. А вот женщина понимала, что подозрение падет на нее...

Или может пасть. Вот в этом-то и кроется загвоздка, которая сводит полицию с ума. Все вращается по замкнутому кругу и возвращается к исходной точке. Женщина знала, что если бы встал вопрос об убийстве человека, то подозрение пало бы на нее. А вопрос этот встал, было проведено расследование, и вы оказались единственной, на кого пало подозрение. Правда, у полиции не нашлось никаких доказательств. Они даже не смогли доказать, что вы просто знали Стрейдера, не говоря уже о большем. И если бы они передали дело в суд, любой, даже начинающий защитник разорвал бы их в клочки. Вероятно, Редфилд просыпается с криком и жует простыню. Но это — его проблема, а не моя. Моя заключается в другом.

— В чем же?

— Узнать, кто эта женщина! Та, которая предчувствовала, что ее могут заподозрить, но которую не заподозрили!

— Возможно, она ошибалась или преувеличила возможную опасность?

— Нет, судя по всему, эта женщина хладнокровная и сообразительная. Из тех, кто не делает поспешных выводов и не теряется в сложных ситуациях. Так что вряд ли она ошиблась.

— Вы говорили, что здесь замешан еще человек. Может быть, дело в нем?

— Не думаю. Стрейдер приехал сюда увидеться с женщиной. Как бы вы ни поворачивали этот вопрос, вы все равно приходите к этому. В этом деле женщина замешана по самое горло. Но допустим на минуту, что в деле был еще другой мужчина, почему же подозрение не пало на него? Из того, что вы тут говорили о шерифе, он едва ли скрыл бы улики против кого бы там ни было. И Редфилд, кажется, тоже не скрыл бы...

— Нет, конечно! Я уверена, что никто из них этого не сделал бы. Редфилд — человек жесткий, но справедливый. И, мне кажется, честный.

Я нахмурился:

— У меня тоже сложилось такое впечатление. Но мне кажется, что его что-то грызет. Он, возможно, вас ненавидит, и ему все равно, что с вами случится. И в то же время он ненавидит себя, потому что он слишком честный полицейский, чтобы смотреть на все это равнодушно.

Она кивнула:

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Помните, я говорила, что во время допроса я почувствовала, что он относится ко мне резко неприязненно. И это по двум причинам. Мой муж очень хорошо его знал; помню, он сказал однажды, что Редфилд — человек, преданный своему делу. Он прямо-таки становится сам не свой, если ему не удастся поймать преступника. А другая причина в том, что мой супруг был для Редфилда в юности героем, как, впрочем, и для многих других юношей. В школе Кэндел учился лучше всех, в колледже стал известным спортсменом, о нем даже писали флоридские газеты. Возможно, это лишь мальчишеское восхищение, но такое часто остается на всю жизнь. Тем более, что он стал еще и героем войны, а потом сделал себе имя в деловых кругах Майами. Он всегда был популярным, и особенно здесь, в своем родном городе. Вот потому для Редфилда, да и для всех остальных все кристально ясно: я — потаскушка, я его убила, но вышла сухой из воды.

Говорила она довольно спокойно, но было видно, что это стоит ей больших усилий — эта борьба с усталостью и душевной болью. Мне очень хотелось как-то ее утешить, но я понимал, что единственная помощь с моей стороны — продолжать поиски.

— В котором часу Стрейдер оформился в мотеле?

— Часов в шесть, наверное.

— И он приехал один?

Она кивнула.

— А те предшествующие два раза, когда он приезжал в октябре, он тоже регистрировался один?

— Да.

— А вы не помните, не было ли каких-либо намеков на то, что в его номере все-таки появлялась женщина?

— Нет, — ответила она. — Даже если бы в номере и оставались какие-нибудь следы женщины, прислуга решила бы, что номер сдан двоим, убрала бы номер и ничего бы об этом не сказала. Но последний раз номер, конечно, тщательно осмотрела полиция. Никаких намеков на присутствие женщины.

— Значит, эта женщина жила в городе, и он ее не приводил даже ночью. Во всяком случае в тот, последний раз. А не проверяли, останавливался ли он в других мотелях?

— Проверяли. По-видимому, он приезжал в город три раза и неизменно останавливался у нас. Это, разумеется, также сочли уликой против меня.

— В тот вечер, попозже, вы его не видели? Или его машину? Стояла ли она перед номером?

Она беспомощно покачала головой:

— Не помню... Полиция тоже спрашивала меня об этом, но я действительно не помню. В тот вечер было занято восемь номеров; трудно заметить, какая машина на месте, а какая отсутствует.

— Ваш муж поехал на рыбалку один?

— Да.

— В котором часу? Вы вставали вместе с ним?

— Нет, — ответила она. — Я часто пыталась в таких случаях вставать, чтобы сварить ему кофе на дорогу, но он всегда настаивал на том. что все сделает сам. И он редко брал с собой завтрак. В то утро он встал в половине четвертого — я помню, как накануне он ставил будильник. Будильник, конечно, разбудил меня, и я слышала, как он возится в кухне, пьет кофе и наливает его в термос. Все его снасти, удочки, мотор были уже, конечно, в машине — он всегда все готовил с вечера. Перед уходом он. как обычно, заглянул в спальню и, увидев, что я не сплю, поцеловал меня. Помню, он пошутил — это была его обычная шутка — что поймает такого большого окуня, что даже не придется привирать по обычаю рыбаков. А потом я слышала, как он уехал Я... я... — Внезапно она судорожно вздохнула и наклонилась над столом, чтобы загасить сигарету.