Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник) Страница 27

– А я-то думала — убийство, — проговорила несколько разочарованно медицинская дама.

– О, но ведь это нисколько не лучше! Прочтите, пожалуйста! — крикнули в один голос мисс Бельчер, миссис Уайтли и миссис Уилькокс, только что закончившая разливать чай.

Протерев очки шелковым платком, майор Джонс надел их и, разместившись под газовым рожком, принялся монотонно читать статью газеты «Стар»:

– «Ужасный случай эксплуатации детей! Возмутительные подробности! Пятнадцать беспомощных младенцев, обреченных на страдание и голодную смерть! Помогите разыскать и привлечь к ответу бесчеловечных родителей!

Сегодня в суде на Ароу-стрит в присутствии сэра Джона Дженкинса слушалось дело пятидесятилетней Сары Анны Браун, проживающей в Пломмерс-коттедж, 42. Сара Браун, известная также под именами Тузихи, Саль — Сонные Капли, Амели Томпкинс, Мэри Энн Мартин, миссис Фрей, была привлечена к ответственности за буйство в пьяном виде и оскорбление полиции.

Констебль Брэди рассказал, что, стоя на своем посту на Пит-стрит вчера вечером, он увидел подсудимую в центре шумной толпы оборванцев, отплясывавших у дверей трактира «Виноградная кисть», откуда их только что выгнали. На руках у миссис Браун был ребенок болезненного вида. Когда полицейский попросил ее удалиться, она, употребляя весьма непристойные выражения, расцарапала ему лицо и запустила в него младенцем. Ребенок получил сильные ушибы. Затем хулиганка бросилась на землю и начала брыкаться. Она так буянила, что понадобились четыре человека, чтобы отвести ее в участок. Доктор, осмотрев ребенка, заключил, что тот страдает от недоедания и недостатка ухода. Несчастную малютку сразу же отдали в руки Общества защиты детей, а один из его членов отправился по адресу, где находилась квартира подсудимой.

Оказалось, что в этой квартире, или, лучше сказать, грязной лачуге, проживало никак не меньше четырнадцати нигде не прописанных грудных детей. Все они пребывали в ужасном состоянии — грязные, голодные, полуголые. На все заведение имелась только одна бутылочка, и та наполовину была наполнена кислым молоком. Двое детей постарше глодали корку черствого хлеба. Множество закладных на разные предметы детской одежды, помеченные недавними числами, указывают на то, что госпожа Браун ими спекулировала. Похоже, она уже несколько лет промышляла тем, что брала на воспитание новорожденных детей. На полу большой комнаты был разостлан отвратительный грязный матрац. Дом не отапливался и не освещался. Несчастных маленьких страдальцев сразу же поместили в работный дом Святого Марка. Там их накормили и подвергли медицинскому осмотру. Четверо из них едва ли останутся в живых.

Подсудимая, по-видимому, еще не совсем протрезвевшая, долго и бессвязно говорила о каком-то ребенке, перечеркнутом чеке и какой-то леди, но ее прервал судья. По его словам, это одно из самых неслыханных дел, с какими ему когда-либо приходилось сталкиваться.

Мистер Рамсден попросил, чтобы подсудимую вызвали вторично, так как необходимо было произвести следствие по этому делу. Подсудимой также вменяли в вину то, что она, не имея официального разрешения, взяла на воспитание пятнадцать младенцев младше двух лет.

Приняв это во внимание, судья отложил разбирательство дела до восемнадцатого числа. Полиция обнаружила в квартире подсудимой несколько адресов и имен, по которым, вероятно, можно разыскать родителей несчастных крошек. Инспектор Джон Дженкинс, занимающийся расследованием, выразил надежду на то, что благодаря широкому общественному резонансу в суд в качестве свидетелей явятся все те, у кого есть что сообщить».

Когда майор Джонс закончил читать, в комнате вдруг поднялась суматоха: мисс Прюденс Семафор упала в обморок.

XVII

Сыщик

Жизнь в пансионе делает людей закоренелыми эгоистами. «Каждый за себя, и Бог за всех» — вот их девиз. В тех местах, где люди постоянно приезжают и уезжают, мелькают, будто водоросли в волнах прилива, глубокие привязанности и интересы редки. Но даже в пансионах мужчины иногда проявляют внимание, а женщины — сострадание, а особенно если кто-то заболевает. Медицинская дама и миссис Дюмареск бросились на помощь Прюденс, когда она, потеряв сознание, скатилась с дивана. Мисс Семафор перенесли в ее комнату. Нюхательная соль, водка, разбавленная водой (из личных запасов майора Джонса), жженые перья и прочие неприятные, но действенные средства применялись к ней до тех пор, пока она наконец не открыла глаза.

– Где это я? Что со мной? — произнесла она с трудом.

Но, прежде чем кто-либо успел ей ответить, память, очевидно, вернулась к Прюденс: у нее началась страшная истерика.

– Ну что вы! Что вы! — успокаивала ее миссис Дюмареск.

– Не надо с ней так, не то ей станет еще хуже, — строго заметила мисс Лорд. — Ну, мисс Семафор, — продолжала она резко, — довольно. Сейчас же перестаньте смеяться и плакать, не то я опрокину на вас ведро холодной воды.

Она, очевидно, действительно имела такое намерение, и Прюденс, издав несколько судорожных всхлипываний, затихла. Хотя приступы истерики потом возобновлялись, но их каждый раз пресекали. Наконец, мисс Семафор раздели, уложили в постель, укрыли одеялом и оставили тихонько плачущей; вскоре она заснула от утомления.

На следующее утро Прюденс чувствовала себя так дурно, что не смогла встать. Маниакальное беспокойство, которое заставляло ее встать и действовать, найти потерянную сестру и бежать из Лондона, переросло в лихорадку. Мисс Лорд, к великой досаде больной, разместилась в ее комнате. Ни под каким предлогом медицинская дама не позволяла ей подняться. Читать газеты или писать письма — все это было строго запрещено. Прюденс, не обладавшая ни физической силой, ни твердостью характера, не могла противиться ей. Она лишь плакала, тяжело вздыхала и заламывала себе руки, глотая противные микстуры, приготовленные мисс Лорд.

Лихорадка между тем прогрессировала такими темпами, что медицинская дама посоветовала пригласить доктора Криди, лечившего семейство Семафор. Не спросив Прюденс, послали за доктором. Это был маленький, толстый, лысый, скупой на слова человечек. Он счел болезнь Прюденс весьма серьезной. Выйдя из комнаты, он сообщил докторше и миссис Дюмареск, что больная, очевидно, страдает от последствий какого-то потрясения, и спросил, где ее сестра. Миссис Дюмареск сказала ему, что мисс Семафор перебралась поближе к морю и перед этим сама болела какой-то таинственной и серьезной болезнью.

– Мне кажется, ей следует написать, — сказал доктор, — пугать ее, конечно, не надо, но уведомить обо всем стоит. Она поможет нам успокоить ее. Мисс Прюденс, похоже, что-то тяготит, и пока мы не устраним причины ее беспокойства, лекарства будут бесполезны.