Роберт Голдсборо - Смерть в редакции Страница 27

— Чепуха! — воскликнул Вульф. — Эта женщина не стала бы убивать себя ни при каких обстоятельствах.

— Нет, вы только послушайте этого эксперта! — выпалил Кремер, заливаясь краской гнева. — Сколько времени вы с ней говорили? Двадцать минут? Полчаса? И после этого вы беретесь утверждать, что знаете, как она могла прореагировать на самый серьезный кризис в своей жизни, — сказал он, поднялся на ноги и, вытащив изо рта полуизжеванную сигару, швырнул ее в корзину для бумаг, промахнувшись, как всегда, не менее чем на фут. — Женщина трагически погибла, а вы хотите извлечь выгоду из этого печального события. Что же, помните, что вы можете работать, только пока у вас имеется лицензия, — закончил он.

Кремер повернулся на каблуках, и я поднялся, чтобы проводить его. Но прежде чем я добрался до прихожей, он успел ураганом выскочить из дверей и скатиться по ступеням. Через одностороннее стекло я успел увидеть, как он грузит свою широкую задницу в ожидающий у тротуара ничем не примечательный черный седан.

— По-моему, он немного рассердился, — заметил я, вернувшись в кабинет.

Оторвав глаза от книги, Вульф ответил:

— И не без причины. Он понимает, что на нем повисло дело об убийстве. Ему хочется, чтобы оно исчезло, испарилось. Но оно не исчезнет, также как не исчезнем и мы.

Глава 11

В шесть часов вечера я просматривал в кабинете субботний номер «Газетт». Хэрриет Хаверхилл был посвящен огромный заголовок и портрет на две колонки — фотография, сделанная знаменитым канадским мастером, наверное, не менее пяти лет тому назад. Статья была простым репортажем без всяких комментариев. Согласно статье причиной смерти «видимо, стало самоубийство». О визите Макларена в редакцию не говорилось ни слова. Прочитав материал еще раз, я попробовал представить, как они обыграют в воскресном выпуске интервью Лона с Вульфом.

Шум лифта и звонок у дверей раздались одновременно. Я проследовал в прихожую и, увидев через одностороннее стекло Бишопа собственной персоной, впустил его в дом. Повесив плащ гостя на вешалку, я провел его в кабинет. Вульф к этому времени успел занять свое место.

— Добрый вечер, — произнес Бишоп. — Жаль только, что наша встреча вызвана столь печальными обстоятельствами.

Ему, видимо, было известно отвращение Вульфа к рукопожатиям, и он прямиком направился к красному кожаному креслу.

— Сэр. — сказал Вульф, грациозно склонив голову на восьмую дюйма. — Не желаете ли что-нибудь выпить? Лично я выпью пива.

— Шотландское виски с небольшим количеством воды, — ответил гость, расстегнув пуговицы своего серого пиджака.

Он выглядел так, словно провел бессонную ночь. Я подошел к сервировочному столику в углу и приготовил виски для него и для себя. Фриц тем временем выполнил стандартный заказ Вульфа.

— Как вам известно, — начал Вульф, налив пива и наблюдая, как оседает пена, — миссис Хаверхилл была в этом офисе три дня назад.

— Да, она говорила мне об этом, — кивнул Бишоп. — Ваше письмо в «Таймс» явилось для нее сюрпризом. Позвольте мне задать вам вопрос, — сказал он, отпивая глоток, — почему вы так уверены, что Хэрриет была убита?

— Вы прекрасно знали эту женщину, сэр, я же видел ее всего лишь раз. Скажите, вы действительно убеждены в том, что она добровольно ушла из жизни?

Бишоп внимательно изучил свой стакан. Затем он поднял глаза и встретил пристальный взгляд Вульфа.

— Только сегодня, спустя сутки, я начинаю привыкать к мысли, что ее больше нет. Мы работали бок о бок более двадцати лет. Да, я верю, что она покончила с собой. Я знаю, что она вовсе не выглядела кандидатом в самоубийцы, но вся эта заваруха, связанная с интригами Макларена, по-настоящему угнетала ее. Она вогнала Хэрриет в депрессию, такую сильную, что она не выдержала.

Покачав головой, он снова отпил виски. Второй глоток был значительно больше предыдущего. Он извлек из кармана трубку и сунул ее в рот, но, заметив недовольную гримасу Вульфа, не стал раскуривать ее.

— Как вы относитесь к возможности перехода «Газетт» в руки мистера Макларена? — спросил Вульф.

— Правильнее будет сказать: «к смерти «Газетт» от рук Макларена». Ничего не может быть хуже перехода контроля над газетой к этому человеку. О такой возможности я знаю уже несколько недель, но все еще не могу смириться с ней — так же как не могла смириться и Хэрриет.

— Полагаю, вы не намеревались продать ему свой пакт акций?

— Вы правы, хотя моя доля в общем капитале — мелочь. Думаю, что ему на мои акции плевать. То же относится и к Эллиоту Дину, — продолжил Бишоп, пожевав мундштук трубки. В помещении возник дух инспектора Кремера. — На пару у нас немногим более семи процентов.

— Действительно, не много, — кивнул, соглашаясь, Вульф. — Скажите, мистер Дин так же рьяно, как и вы, выступает против перехода газеты под контроль мистера Макларена?

— Да, черт возьми! Когда дело доходит до защита интересов Хэрриет, Эллиот превращается в настоящего тигра. Ради нее он готов босиком пройти по раскаленным угольям.

— Молодые члены семьи, очевидно, не столь безупречно верны клятве вассальной преданности главе клана, — сухо заметил Вульф.

— Совершенно верно, — согласился Бишоп. — Зная, что с вами можно быть совершенно откровенным, скажу: я не дал бы и жетона подземки за всю троицу чохом. Впрочем, уточню, я не так хорошо знаю Донну, как обоих мужчин. Она кажется женщиной умной и в меру честной… Что же касается этих шутов… Я готов предпочесть Макларена во главе «Газетт» любому из этой парочки.

— У меня создалось впечатление, что миссис Хаверхилл придерживалась точно такого же мнения. Особенно в отношении своего пасынка.

— Абсолютно точно. Если бы Макларен не был таким беспринципным мерзавцем, Хэрриет могла бы продать газету без всякой борьбы.

— Вы восхищались ею, не так ли?

Бишоп печально улыбнулся.

— Она была рождена для газеты и воплотила в жизнь все то, о чем мечтал Уилкинс. Более всего ее заботила редакционная порядочность. Я не хочу этим сказать, что она упускала возможность сделать лишний доллар — газета приносила прибыль. Но большую часть дохода Хэрриет вновь инвестировала в дело. Могу проиллюстрировать для вас ее представление о газетном деле. Тридцать лет я занимался новостями — вначале репортером, затем выпускающим редактором, заведующим редакцией городских событий, редактором-управляющим и, наконец, одиннадцать лет — главным редактором. Хэрриет все это время была издателем. И вот в один прекрасный день она приходит в мой кабинет и заявляет: «Карл, я хочу, чтобы вы стали издателем». Я признаюсь ей, что ни черта не смыслю в этом деле, а она отвечает: издатель должен быть из редакционной команды, чтобы газета никогда не теряла из вида свою первейшую обязанность.