Найо Марш - Убийство в частной лечебнице Страница 25

— Наверное, нет.

— Позвольте мне помочь вам. Вам кажется, что кто-то — правильно? — дал О'Каллагану какое-то лекарство?

— Да, было похоже на то. Однако лекарство не могло так быстро подействовать.

— Что случилось после того, как вы вернулись к вашему пациенту? Что вы обнаружили?

— Вы очень… очень проницательны, — сказала она. — Вернувшись, я стала приводить палату в порядок. Пациент, казалось, спал. Я подняла ему веко и увидела, что он без сознания. Зрачок не был сужен. Тогда я поняла, что морфия ему не давали. Тут я заметила под стулом у кровати маленький клочок белой бумаги. Я подобрала его и разглядела на нем остатки восковой печати, как бывает на аптечных порошках. Его там определенно не было, когда в палату привезли сэра Дерека.

— Вы его сохранили?

— Я… да, он у меня. Тогда я еще подумала, что же ему могли дать, и, когда палату убирали, положила кусок бумаги в тумбочку. Он должен еще быть там.

— Попозже, с вашего разрешения, я на него взгляну. Кто сидел на этом стуле?

— Мисс О'Каллаган, — тревожно сказала она.

— И мисс О'Каллаган оставалась с пациентом одна? Сколько времени? Три минуты? Пять?

— Скорее минут пять, как мне кажется.

— Еще что-нибудь вы заметили? Может, он пил воду, как вам кажется?

— Стакан воды у постели был не полон.

— Вы образцовый свидетель. Я полагаю, этот стакан тоже вымыт? Да… Людям моей профессии клиника представляется очень плохим местом для поисков. Не беспокойтесь больше. Может оказаться, что все это совершенно не имеет значения. Но в любом случае было бы преступлением скрывать это. Как я понимаю, сознание исполненного долга приносит утешение мятущимся сердцам.

— Не могу сказать, что это относится ко мне.

— Глупости. Теперь, будьте так любезны, принесите мне ваш клочок бумажки, хорошо? И приведите с собой сиделку Бэнкс, только не говорите ей о том, что это убийство. Кстати, что вы думаете о ее реакции на радостную весть — как я понял, она сочла ее радостной?

— Бэнкс, конечно, дура, — неожиданно заявила сиделка Грэхем. — Но она не убийца.

— А что именно она сказала?

— Что-то из Библии, насчет Господа, покаравшего врагов наших…

— Помяни Господи царя Давида и всю кротость его! — воззвал Аллейн. — Что за старая… простите, сиделка. Попросите эту леди зайти сюда, хорошо? А если услышите, что я завизжал, врывайтесь и спасайте меня. Я не испытываю ни малейшего желания умереть у ног этой мраморной богини… Кто она, кстати? Анестезия?

— Понятия не имею, инспектор, — сказала сиделка Грэхем, внезапно широко улыбнувшись.

Она бодро вышла и через несколько минут вернулась с маленьким квадратиком белой бумаги, в какую аптекари заворачивают приготовленные лекарства. По краям сохранились еще кусочки красного воска, а изгибы на бумаге говорили о том, что в нее была завернута круглая коробочка. Аллейн вложил листок бумаги в свою записную книжку.

— Сиделка Бэнкс ждет, — заметила сиделка Грэхем.

— Спускайте ее с поводка, — сказал Аллейн. — До свидания, сиделка.

— До свидания, инспектор.

Мисс Бэнкс вошла с весьма воинственным видом. Сесть она отказалась и, неловко выпрямившись, замерла почти на пороге. Аллейн из вежливости тоже остался стоять.

— Возможно, сиделка Грэхем сообщила вам о цели моего визита сюда? — спросил он.

— Она что-то там сказала насчет Скотланд-Ярда, — фыркнула Бэнкс. — Не знаю, что она еще говорила.

— Я расследую обстоятельства смерти сэра Дерека О'Каллагана.

— Все, что знала, я сказала на предварительном расследовании.

Аллейн решил, что тут деликатность неуместна.

— Вы не упомянули, что это было убийство, — заметил он.

На миг ему показалось, что Бэнкс испугалась. Потом она произнесла деревянным голосом:

— В самом деле?

— Да. Что вы об этом думаете?

— А откуда вы знаете, что это убийство?

— Посмертное вскрытие показало наличие по меньшей мере четверти грана гиосцина.

— Четверть грана! — воскликнула Бэнкс.

Ему вспомнился Филлипс. Никто из них не восклицал в изумлении: «Гиосцин!», но все поражались количеству.

— Вы что, не ожидали, что эта доза его убьет? — спросил он.

— Да нет же. Мистер Томс сказал… — Она осеклась.

— Что такое сказал мистер Томс?

— Я слышала, как перед операцией он сказал, что смертельная доза гиосцина составляет четверть грана.

— А как разговор перешел на такую тему?

— Не помню.

— Как я понял, вы приготовили и сделали инъекцию камфары и приготовили инъекцию сыворотки.

— Да. И ни в один шприц я не набирала гиосцин, если вы это подразумеваете.

— Вне всякого сомнения, есть способ это доказать, — сказал Аллейн. — Разумеется, мы расследуем этот вопрос.

— Уж пожалуйста, — фыркнула Бэнкс.

— Сэр Джон приготовил и сделал инъекцию гиосцина.

— Ну и что с того? Сэр Джон не стал бы травить в операционной даже своего смертельного врага. Он жуть какой щепетильный хирург.

— Я очень рад, что вы так думаете, — мягко заметил Аллейн.

Бэнкс молчала.

— Я слышал, вы смотрите на эту историю как на вмешательство Провидения, — добавил он.

— Я агностик. Я сказала «если бы».

— А-а-а, — сказал Аллейн, — понимаю, невзирая на всю загадочность ваших высказываний: если бы вы не были агностиком и верили в Провидение, то сказали бы, что это его рука… Вы не могли бы мне сказать, кто из хирургов и сиделок оставался один в операционной перед операцией?

— Не могла бы.

— Попробуйте. Вспомните, вы оставались там в одиночестве?

— Нет. Оставался Филлипс. И Томс.

— Когда?

— Как раз перед тем как мыться. Мы были в предоперационной. Филлипс вошел первым, а этот дурень за ним.

— Вы имеете в виду мистера Томса?

— Я так прямо и сказала…

— Вы не собираетесь послушать, как сегодня будет выступать Николас Какаров?

Это был выстрел наугад. Какаров должен был выступать перед большой группой просоветски настроенных личностей. Ярд считал, что будет неплохо кому-нибудь из сотрудников заглянуть туда по-приятельски. Сестра Бэнкс вскинула подбородок и злобно уставилась на инспектора.

— Я буду счастлива там присутствовать, — заявила она громко.

— Вот и молодец! — воскликнул Аллейн.

Вдохновленная, возможно, пламенными воспоминаниями о предыдущих митингах подобного рода, сиделка Бэнкс вдруг разразилась речью.

— Можете стоять тут с ухмылочкой, — бушевала она, — но вам недолго осталось! Я знаю таких, как вы: полицейский-джентльмен, последнее изобретение капиталистической системы. Вы попали на то место, которое занимаете, благодаря протекции, в то время как люди получше вас работают больше вашего за нищенскую плату. Вы падете и остальные, вроде вас, тоже, когда взойдет Заря. Вы думаете, что я убила Дерека О'Каллагана. Нет, не я его убила, но вот что я вам скажу: я гордилась бы, — слышите: гордилась бы! — если бы его убила я.