Джайлс Блант - Нежная буря Страница 21

— Я знаю. Записка была написана от руки или напечатана?

— Напечатана. Сначала я хотел ее выкинуть, но никогда ведь не знаешь, как все повернется. Я подумал: а вдруг пригодится? — Брессар полез в карман и вынул бумажник.

— Подожди, — остановил его Кардинал. — Больше не трогай ее руками. Вытряхни ее на стол.

Брессар перевернул бумажник, и из него выпал сложенный квадратик бумаги, а также несколько монет и десяток лотерейных билетов.

Осторожно, одними ногтями, Кардинал развернул листок, не разглаживая его. Написанное почти в точности соответствовало тому, как передал это Брессар:

«В своей старой хижине найдешь свежую приманку. Когда медведи съедят ее на обед, получишь еще пять».

Вместо подписи стоял инициал «П». Похоже, напечатано было на принтере, а принтер, в отличие от пишущей машинки, идентифицировать невозможно.

— Это мог прислать кто угодно, — заметил Кардинал. — И потом, по моим сведениям, Леон Петруччи перебрался в Торонто, чтобы быть поближе к Синайской больнице.

— Ну да. И вы думаете, что это мешает ему обделывать свои дела? На свете не так много людей, которые готовы прислать мне пять тысяч и оставить взамен долбаный труп, чтобы я от него избавился. Я же вам сказал. Петруччи не разговаривает, ему нечем. Какого хрена, кто еще мог мне такое прислать?

— А может быть, ты сам это напечатал, чтобы себя выгородить?

— Черт возьми, Кардинал. Вы ничему не верите.

— Такая у меня работа — ничему не верить.

— Тогда как вы вообще живете? Как вы улицу переходите? Откуда вам знать, может, под вами провалится мостовая? В какие-то вещи приходится верить, иначе вообще незачем жить.

— О да. Итак, что же ты сделал?

— Я пошел в свою хижину — ту, старую, я ею не пользуюсь уже лет семь-восемь. Кстати, так я и познакомился с Петруччи — повел его охотиться на медведей, лет десять назад. Короче говоря, там на земле возле хижины лежал большой мешок. Что-то вроде вещмешка. Я сразу понял, что в нем. Мне даже не понадобилось его открывать. Там был покойник, ясно вам? Мне сразу стало понятно, что там труп. И что мне было делать — звонить в санитарное управление?

— Ты мог бы позвонить в управление полиции.

— А вы еще говорили, что хорошо знаете Леона Петруччи. И потом, этот тип уже был мертвый, я ему ничего не сделал.

— Мы знаем, что ты перенес труп к себе в хижину. Феран тебе помогал?

— Нет.

— Он как-то был в это замешан? Ты себе не поможешь, если от нас это скроешь.

— Тьерри тут ни при чем. Я ему об этом даже не рассказывал. — Эксперты и в самом деле не нашли никаких улик, которые связывали бы Ферана с этим преступлением.

— Ты сам разрубил труп или тебе кто-то помогал?

— Сам. Там было полно кровищи. По правде говоря, меня сразу вырвало, как только я открыл мешок. Я повидал кучу дохлых зверей, и ничего, но мертвый человек, даже если ты сам его не знал… Понимаете, о чем я?

— Еще бы.

— Короче говоря, я не хотел весь измараться в крови. Связал все эти куски вместе и потащил их на веревке на медвежью тропу. Я знал, что они уже проснулись от спячки и что они голодные. Думал, что после этого от парня не так много останется.

— Он был голый, когда ты его нашел?

— Нет, это я его раздел. Не хотелось пилить через одежду. И потом, я подумал, что медведи вряд ли едят нейлон и прочие штуки.

— Мы нашли в печи остатки материи. На трупе было что-нибудь еще? Например, документы или какие-то личные вещи? Может быть, ты их оставил у себя?

— Ничего не оставил. Нечего было оставлять. Я все отправил в печку.

— Ты узнал жертву?

— Никогда в жизни его раньше не видел.

— Если честно, я пока не очень верю в твою версию с «крестным отцом». Как ты думаешь, почему Петруччи решил убить этого человека?

— Не знаю. И спрашивать его мне как-то не хотелось.

— У тебя серьезная работа, Поль. Жена, неплохой дом. Почему ты так поступил с человеком, которого даже не знаешь?

— Почему? — Брессар посмотрел на дальнюю стену комнаты. Помедлив, перевел взгляд на Кардинала. — Тут две причины. Первая — Леон Петруччи. И вторая — Леон Петруччи. Что, по-вашему, он бы сделал, если бы я ему сказал: спасибо, мол, но я не могу? Думаете, он бы мне после этого позволил спокойно жить дальше? Вряд ли.

— И потом, десять тысяч…

— Пять. Остальные пять я еще не получил.

Кардинал велел Брессару подписать краткое заявление и отправил охотника обратно в камеру. Формальное обвинение ему должны были предъявить днем, а затем его отпустят под подписку о невыезде — главным образом для того, чтобы за ним можно было следить.

Кардинал позвонил Масгрейву. Тот все еще был в дороге.

— По-вашему, это мафия? — спросил Масгрейв. — По-вашему, эта записка означает, что приказ отдал Петруччи?

— Во всяком случае, Брессар и раньше работал на Петруччи. Было одно дело, лет восемь назад. Наверное, еще до того, как вас к нам перевели.

— Да, я тогда служил в Монреале.

— Брессар тогда избил одного типа по заказу Петруччи. Самого Петруччи мы не смогли привлечь, потому что Брессар слишком его боялся и не назвал его имя. Но когда мы работали над делом, многие детали указывали именно на Леона. В частности, записка, которая была подписана инициалом «П». Известно, что еще много лет назад Петруччи удалили гортань, так что общаться записками для него — дело привычное. С другой стороны, Брессар мог врать.

— Вам удалось его разговорить, это уже неплохо. Но вы же знаете, Леон Петруччи переехал в Торонто.

— Да, я слышал.

— А значит, эта версия — очень слабая. Знаете что, а почему бы вам не отдать мне всю эту линию Петруччи? Посажу на нее ребят из нашего торонтского отряда. Они там постоянно имеют дело с организованной преступностью.

— Хорошая мысль.

Масгрейв выругался.

— Что случилось? У вас все в порядке?

— Меня тут подрезал один паршивый грузовик. Вечно рядом нет полиции, когда она нужна.

9

Кабинет прокурора Коронного суда размещался в агрессивно-уродливом бетонном здании на Макинтош-стрит. В этом же доме находилось местное представительство министерства социальной защиты. Через улицу располагалась редакция «Алгонкин лоуд», что было очень удобно на случай, если советник юстиции Реджинальд Роуз желал сделать свое мнение достоянием общественности, а такое желание возникало у него нередко.

Реджинальд Роуз во всем ассоциировался со словом «длинный». Он был высокий и худой, легкая сутулость делала его похожим на ученого. Удлиненные пальцы с равным изяществом перебирали документы и вещественные доказательства и оглаживали узел галстука. Он носил красные галстуки, белые крахмальные рубашки и красные подтяжки, которые, когда он был без своего любимого голубого блейзера, придавали ему сходство с новеньким канадским флагом.