Кот и мышь - Кристианна Брэнд Страница 15

когда она услышала нотки радости в его голосе. Он быстро постарался скрыть их, добавив с суховатым кивком, что сожалеет о столь печальном поводе. Но его суровое лицо смягчилось, а на губах мелькнула жалостливая улыбка. Она выглядела такой маленькой, а рот у нее дрожал, как у ребенка. Мистер Чаки наблюдал, как краска медленно возвращается на ее щеки. Бедной девочке придется нелегко, подумал Чаки и вежливо поинтересовался, по-прежнему ли мистер Карлайон желает, чтобы он покинул дом, учитывая... хм... Он бросил взгляд на Катинку.

— Да, — кивнул Карлайон. — Все будет в порядке. Произошло какое-то недоразумение. Вы можете вернуться вместе с мисс Эванс. Я дам вам записку для вашего начальства.

— Я поступил правильно, придя сюда, сэр? — спросил Чаки.

— Да-да, абсолютно правильно, — ответил Карлайон. Тинка видела, что инспектор Чаки начал ему надоедать. Он повернулся к ней: — Может быть, вы передадите с мистером Чаки письмо в отель в Суонси, чтобы оттуда прислали ваши вещи? Дей Джоунс мог бы привезти их.

Итак, мистер Чаки собирался оставить ее в одиночестве. Но если с ней что-нибудь случится, полиция будет знать... Тинка не могла обратиться к нему, как к полицейскому, зато также могла передать ему «записку для начальства». Она вернулась в столовую, взяла бумагу и ручку, написала администраторше отеля, объяснив ситуацию и попросив взять несколько вещей из ее комнаты, а потом приступила к посланию в полицию. Катинка сообщала, что подозревает обитателей «Пендерина», так как девушка, которая жила там, похоже, исчезла, просила выслушать мистера Чаки и обратиться за подтверждением в редакцию журнала «А ну-ка, девушки». Она остается здесь, чтобы попытаться разузнать побольше, а если от нее в течение трех дней не поступит дальнейших известий, значит, с нею также что-то случилось. Заклеив конверт дрожащими пальцами, Тинка направилась в холл с письмом в руке.

Карлайон сидел за столом в соседней комнате и что-то писал. При одном его виде сердце Тинки подскочило к самому рту, упало почти до пяток и снова поднялось, быстро колотясь, но уже оставаясь на своем месте. Она протянула ему письма, держа сверху адресованное полиции.

—- Я передам их Чаки, — сказал Карлайон. — Мисс Эванс пьет чай на кухне. — Он вышел с письмами, и Тинка услышала его голос, зовущий мистера Чаки.

Сиамский кот сидел на письменном столе, играя с ярко- зеленой авторучкой Карлайона. Амиста писала ей, что кота зовут «Тибальт, кошачий царь, из «Ромео и Джульетты»{20} — Карлайон разбирается в таких вещах...» Кот толкнул ручку коричневой плюшевой лапой, и Тинка подбежала к столу, чтобы помешать ей свалиться на пол. Ее взгляд упал на первые строчки письма Карлайона, и она, нисколько не стыдясь, прочитала его от начала до конца.

Суперинтенданту полиции Суонси.

Ваш сотрудник Чаки расскажет Вам о молодой женщине, которая неожиданно явилась сюда, назвавшись необычайно оригинальной фамилией Джоунс и придумав нелепый предлог, чтобы здесь остаться. Мне кажется, она всего лишь журналистка из какой-то дамской газетенки, ищущая романтический материал для статьи, поэтому я не желаю сейчас ничего предпринимать. Я только прошу задокументировать этот факт на случай, если у меня возникнут неприятности. Хочу добавить, что Чаки был в высшей степени добросовестным и бдительным.

Письмо было подписано просто «Карлайон». Очевидно, он не имел другой фамилии или не пользовался ею.

Тинка все еще стояла у стола, когда Карлайон вернулся. — Я только что прочитала ваше письмо полиции.

Он быстро подошел, подобрал его и произнес чопорным тоном:

— Не думаю, что вам следует жаловаться.

— Тем более что я тоже написала туда, ~ сказала Тинка.

— Это я и имел в виду. Похоже, мы доверчивая пара, мисс Джоунс.

— Говорите за себя. Я не знаю значения этого слова.

— Едва ли нам стоит этим гордиться, — почти с упреком заметил Карлайон. Тинка слегка покраснела. «Полагаю, — подумала она, — он предпочел бы видеть меня скромной викторианской мисс, а не крутой малюткой с Флит-стрит...» Хотя почему ее должно заботить то, что думает Карлайон?..

Утро казалось длинным. Мистер Чаки удалился вместе с мисс Эванс, и Тинке оставалось только валяться на диване, положив ногу на валик, и притворяться читающей книгу. Она понятия не имела, куда заведут ее поиски Амисты. «Я буду лежать здесь, изображая инвалида, пока они не выставят меня вон. И какая же польза от этого будет Амисте, хотела бы я знать? Но не могу же я прыгать по дому, точно одноногий кенгуру, открывать двери и заглядывать в шкафы, разыскивая ее!»

В течение нескольких месяцев Амиста писала письма из этого дома о людях, проживающих здесь. Но теперь те же люди отрицали не только ее присутствие, но само существование. Почему? Какая тайна окружала эту девушку? Какую власть имел Карлайон над другими обитателями дома и даже над приходящей ежедневно маленькой разносчице молока, что все они отрицали существование Амисты? Была ли она пленницей? Не Амиста ли приходила к ней в комнату прошлой ночью, отчаянно ища помощи? Теперь об этом знали Карлайон и миссис Лав. Какую же цену пришлось заплатить за свой тайный визит бедной испуганной девушке с ее миниатюрной белой ручкой и алыми остроконечными ногтями?..

Кот Тибальт потратил четверть часа на активную тренировку: пять минут — на «бой с тенью», пять минут — на погоню за собственным хвостом и еще пять минут — на подкрадывание по линолеуму за шариком для пинг-понга. Как он забавен, очарователен, грациозен и в то же время ужасен, думала Тинка. Шарик служит для него мышью, а когда Тибальт закончит тренировку, то будет гонятся за настоящими мышами и, поймав одну, станет ее мучить. Он отпустит ее, а как только она подумает, что освободилась, протянет бархатную лапу и вновь повергнет ее в отчаяние. А когда крошечное искалеченное создание отползет в сторону, надеясь окончить свои дни в мире, кот опять примется за свое. Тинка подумала о том, как его черный холодный нос обнюхивает кровоточащие останки мыши, и ее затошнило от ужаса. Лучше умереть сразу, чем жить, созерцая боль и мучения, которые никакие жертвы с твоей стороны не в состоянии предотвратить...

В комнату вошел Карлайон, и Тинка поведала ему о своих мыслях. Его голубые глаза затуманились.

— Сиамские кошки не мучают свою добычу, — резко сказал он, откинув со лба прядь волос. — Они убивают ее сразу или не убивают вовсе.

Но слово «добыча» резануло слух пребывающей в нервном