Эрл Биггерс - Китайский попугай Страница 15

Автомобиль бодро двигался вперед. Стало немного трясти, но журналист вел уверенно, несмотря на ночное время. Действительно, ночью в пустыне было неприятно. Из темноты какие-то деревья протягивали свои черные длинные руки, как бы пытаясь схватить ночных путников, а над всей серой пустынной округой свистел холодный, пронизывающий до костей ветер. Боб поднял воротник плаща.

– Вспомнился мне почему-то один чудак, обещавший в песне любимой: «Любить тебя буду, пока не остынут горячей пустыни пески».

– Хорошенькое обещание! – улыбнулся Холли. – Или он не хотел связывать себя обещанием, или никогда в жизни не был в пустыне. А вы здесь впервые? Тоже мне калифорниец!

– Я из Сан-Франциско. По правде говоря, в здешних краях мне действительно не приходилось бывать. Начинаю понимать, что много потерял.

– Еще бы! И раз уж оказались здесь, надеюсь, не будете слишком спешить обратно в Сан-Франциско. Как долго собираетесь пробыть в наших краях?

– Пока я и сам не знаю, – коротко ответил Боб Иден. Он раздумывал, как лучше поступить. Знакомый журналист из Сан-Франциско, советуя обратиться к Виллу Холли, ручался, что это абсолютно надежный человек, ему можно во всем доверять. Впрочем, для того чтобы убедиться в этом, достаточно было заглянуть в серые доброжелательные глаза.

Наконец Иден решился.

– Холли, – сказал он, помолчав, – думаю, я могу раскрыть вам истинную цель моего приезда. Но прошу вас хранить все в тайне, это не интервью для газеты.

– Тайны я хранить умею, – отозвался журналист, – и понимаю разницу между ними и интервью. А говорить мне или нет – решать вам.

– Пожалуй, расскажу. Думаю, мне может пригодиться ваш совет.

И Боб вкратце рассказал о продаже фамильных жемчугов Филлиморов миллионеру Мэддену, о жестком требовании последнего доставить их в Нью-Йорк и о неожиданном приказании привезти их сюда, на ранчо.

– Согласен, история странная и подозрительная, – согласился Вилл Холли.

– Это еще не все.

И Боб рассказал о таинственном незнакомце в темных очках, который оказался одним из уголовников, братьев Мэйдорфов, а также о неожиданном вызове в Сан-Франциско управляющего ранчо. И теперь, рассказывая, он как бы воочию представил ожидавшие их опасности. Боба охватили дурные предчувствия – может, виновата эта ветреная ночь в холодной, неприютной пустыне?

– Ну что вы на это скажете? – спросил он журналиста.

– Пока одно: вряд ли мне удастся взять интервью.

– Почему? Думаете, Мэддена нет на ранчо?

– Очень похоже на то. Вспомните, что рассказывала нам Паула. Уж как она настаивала на встрече с ним, тем более что это ей было обещано, и все-таки не увиделась с хозяином ранчо. Почему? Не мог же Мэдден не слышать ее громкого голоса, значит, по логике вещей, должен был выйти узнать, в чем дело. Пожалуй, мой мальчик, хорошо, что вы не отправились на ранчо один. Тем более что, если я правильно понял, колье при вас?

– Ну, в известном смысле… А Ли Вонга, управляющего, вы знаете?

– Конечно, и не далее как позавчера утром видел его на станции в Эльдорадо. Впрочем, в завтрашнем номере моего «Таймса» в рубрике городских новостей вы найдете упоминание о том, что мистер Ли Вонг отбыл по делам в Сан-Франциско.

– А что он за человек, этот Ли Вонг?

– Да так, обычный китаец. Здесь живет уже давно. Последние пять лет в качестве управляющего ранчо Мэддена, где одновременно исполняет и функции сторожа. Спокойный, уравновешенный человек, немолодой. Ни с кем из здешних не общается, друзей у него нет, кроме Тони.

– А это кто?

– Маленький серый австралийский попугай. Когда-то давно его подарил Мэддену капитан какого-то судна. Банкир привез его на ранчо и оставил тут, чтобы Ли не было скучно одному. Язык Тони поначалу был просто ужасен, да и каким ему быть, если птица провела многие годы в матросском кубрике? Но эти австралийские попугаи очень умны. Вы не поверите, но за короткое время, находясь постоянно в обществе Вонга, птица научилась говорить по-китайски!

– Потрясающе!

– Ну вы понимаете, это не значит, что попугай по-настоящему овладел китайским. Просто эта птица верно повторяла то, что слышала. Теперь Тони знает два языка, настоящий полиглот. Местные жители прозвали Тони китайским попугаем.

Наконец машина подъехала к большому красивому дому, окруженному высокими деревьями. Это был настоящий оазис среди обширной пустынной равнины.

– Вот мы и на месте! – сказал Холли и, понизив голос, поинтересовался: – А оружие вы захватили?

– Откуда оно у меня? – удивился Боб. – Не брал я никакого оружия.

– И я тоже. Тогда осторожней, и да поможет нам Бог! Выйдя из машины, журналист распахнул ворота.

Машина въехала во двор. Теперь можно было рассмотреть ранчо Мэддена. Внушительного вида двухэтажный дом был построен в испанском стиле, типичном для старой Калифорнии. Вдоль всего фасада тянулась длинная низкая галерея, крыша которой затеняла четыре окна, светившиеся сейчас теплым желтым светом. Холли и Иден поднялись по каменным ступеням и остановились перед массивной входной дверью.

Иден громко постучал. Прошло довольно много времени, прежде чем дверь приоткрылась и в щели показалось чье-то лицо.

– Кто там? Что надо? – поинтересовался грубый мужской голос. Из глубины дома доносились скачущие звуки фокстрота.

– Я хочу видеть мистера Мэддена, – сказал Боб.

– А кто вы такой?

– Это я скажу мистеру Мэддену. Он дома?

– Дома, но не желает никого видеть.

– Ну меня-то он наверняка захочет принять, мистер Торн, – резко возразил Иден. – Я не ошибаюсь, вы мистер Торн, секретарь Пи Джи Мэддена? Извольте немедленно доложить мистеру Мэддену, что к нему приехали с Пост-стрит в Сан-Франциско.

Дверь тут же широко распахнулась. На пороге действительно стоял Мартин Торн собственной персоной, безуспешно пытаясь изобразить приветливую улыбку на своем постном худом лице.

– Ох, извините. Пожалуйста, входите. Мы как раз ждем вас.

Заметив Холли, Торн помрачнел, но не отважился преградить ему путь.

– Прошу, господа, входите. Я оставлю вас на минуту.

Секретарь скрылся в глубине дома, и гости остались одни в огромной гостиной. Контраст между пустынным пейзажем снаружи и этой роскошной комнатой поражал. Стены гостиной были обшиты дубовыми панелями, на которых красовались ценные гравюры. Лампы на низких столиках под изящными абажурами освещали мягким светом свежие иллюстрированные журналы и даже воскресное издание нью-йоркской газеты всего лишь двухдневной давности. В одном конце гостиной в огромном камине пылали круглые поленья, в другом – радиоприемник самой современной модели наполнял комнату звуками веселого фокстрота.