Дик Фрэнсис - Отражение Страница 15

Все детективы пришли к одному и тому же выводу: девочка росла (или растет) в другом месте, возможно, под другим именем и больше не интересуется верховой ездой.

Я сложил отпечатанные страницы и сунул их назад в конверт. Детективы действительно сделали все, что могли, и выразили готовность продолжать поиск в других графствах страны, что, естественно, потребует больших расходов. Успех, однако, не гарантирован.

Их общий заработок уже, должно быть, составил фантастическую сумму. Вряд ли старуха раскошелится на дополнительные расходы. Уж не потому ли она послала меня на поиски Аманды, что мои услуги обойдутся намного дешевле? — подумал я с издевкой.

Я не мог понять ее запоздалый интерес к внукам, о которых она никогда не вспоминала. У нее есть сын, помню, мать называла его «мой мерзкий братец». Ему было лет десять, когда я появился на свет, значит, теперь около сорока, и у него, наверное, есть дети.

Дядя. Двоюродные братья и сестры. Единоутробная сестра. Бабушка.

Родственнички. Нужны они мне, как же! Какое мне до них дело? Да я их знать не хочу. И Аманду искать не стану. Ни за что.

С этими мыслями я встал и пошел на кухню соорудить что-нибудь из яиц и сыра. Потом, чтобы еще какое-то время не думать о Гарольде, достал из машины оранжевую коробку Джорджа Миллейса и, вывалив ее содержимое на кухонный стол, принялся разглядывать на свету.

Зачем он хранил этот хлам? Типичные ошибки, не представляющие никакого интереса. Зря я тащил их домой.

Я взял светонепроницаемый конверт, в котором обнаружил темный снимок, на нем лишь угадывались нечеткие очертания человека, сидящего за столиком. Довольно странно наклеивать такой передержанный отпечаток на паспарту.

Пожав плечами, я вытряхнул фотографию на ладонь… И понял, что в моих руках клад Джорджа Миллейса.

На первый взгляд, вроде бы ничего особенного.

На задней стороне фотографии клейкой лентой был прилеплен светонепроницаемый конверт. Такие конверты осторожные профессионалы используют для длительного хранения проявленной пленки. В конверте лежал негатив фотографии, ясный и четкий, со множеством деталей и светотеней.

Я положил снимок и негатив рядом и сличил их.

У меня не возникало никаких подозрений или предположений, мною двигало лишь простое любопытство, когда я спокойно, от нечего делать поднялся в фотолабораторию и сделал отпечатки девять на двенадцать, каждый при разной выдержке — от одной до восьми секунд.

Но даже самая длительная выдержка не давала нужного эффекта, поэтому я начал снова с наиболее подходящей выдержки — шесть секунд, и держал фотографию в проявителе до тех пор, пока четкие контуры не почернели и не исчезли, оставив серого человека сидеть за столиком на черном фоне. Тогда я вытащил бумагу из кюветы с проявителем и переложил ее в другую — с фиксажем, и наконец получил почти такой же, как у Джорджа, отпечаток.

Передержанные снимки — одна из самых распространенных ошибок фотографа. Если Джордж отвлекся и случайно допустил промах, он должен был просто выругаться и выбросить испорченную фотографию. Почему же он не только сохранил ее, но даже наклеил на паспарту? И еще приклеил сзади чистый четкий негатив?

Лишь когда я включил верхний свет и еще раз внимательно разглядел лучшие из четырех сделанных мной отпечатков, я понял, почему. В полном молчании я сидел в темной комнате, все еще не веря глазам своим.

Наконец, издав нечто вроде свиста, я сбросил с себя оцепенение. Я выключил свет и, когда глаза привыкли к красному лабораторному фонарю, сделал еще один отпечаток на более контрастной бумаге — чтобы получить максимально четкое изображение.

Потом вновь включил верхний свет и, пропустив готовый отпечаток через аппарат для сушки, смог, наконец, насладиться результатом.

Я увидел двух беседующих друг с другом мужчин. Не так давно оба присягали в суде, что никогда не встречались.

Итак, фотография.

Человек за столиком оказался случайным посетителем летнего кафе где-то во Франции. Усатый француз просто зашел в кафе закусить и выпить: перед ним стояла тарелка, а в руке он держал бокал. Кафе называлось «Лапэн д'Аржан». В полузанавешенное окно заглядывала реклама пива и лотерейных билетов, в дверях стоял официант в фартуке. Рядом с входом в кафе висело зеркало, внутри за кассой лицом к улице сидела женщина. Каждая деталь была четкой, с поразительной глубиной резкости. Мастерская работа Джорджа Миллейса. Он, как всегда, был на высоте.

На улице, за столиком у окна кафе, сидели два человека, оба — лицом к камере — и о чем-то сосредоточенно беседовали. Возле каждого стоял наполовину опорожненный бокал с вином, а посередине — бутылка. Кофейные чашки, пепельница, на краю которой лежала недокуренная сигара, — все говорило о том, что разговор был долгий.

Оба были замешаны в истории, ударом грома поразившей весь конноспортивный мир полтора года назад. Элджину Яксли — слева на фотографии — принадлежали пять дорогих стиплеров. Их тренировали в Ламбурне. В конце скакового сезона лошадей отправили на несколько недель местному фермеру на легкий выпас. В один прекрасный день их, прямо на лугу, застрелили из ружья. Это сделал Теренс О'Три — мужчина, что был на фотографии справа.

Два смышленых мальчугана, родители которых считали, что они спокойно спят, навели полицию на преступника: Теренса О'Три опознали и доставили в суд.

Все пять лошадей были застрахованы на огромную сумму. У страховой компании имелись веские причины заподозрить неладное. Директор из кожи вон лез, стараясь доказать, что Яксли сам нанял О'Три на эту грязную работу, но оба упорно отрицали возможность сговора, и суду так и не удалось доказать, что они знакомы.

О'Три утверждал, что застрелил лошадей потому, что ему хотелось… «немного попрактиковаться в стрельбе по живой мишени, понимаете, ваша честь, а почем мне было знать, что это такие ценные скаковые лошади…». Его приговорили к девяти месяцам тюрьмы и рекомендовали пройти обследование у психиатра.

Элджин Яксли с возмущением отвергал все попытки бросить тень на его честное имя и угрожал возбудить против страховой компании судебное дело за клевету, если она тут же не возместит ему ущерб. Ему удалось выжать из них всю сумму, на которую были застрахованы лошади, после чего он загадочным образом исчез с конноспортивной сцены.

Знай директор страховой компании о существовании фотографии, он бы, конечно, предложил за нее большие деньги. Яксли получил по страховке сто пятьдесят тысяч фунтов — сумма огромная, что, собственно, и взбесило страховщиков, внушив им мысль о возможном мошенничестве. Если бы Джордж освободил компанию от выплаты, то получил бы процентов десять — а это пятнадцать тысяч фунтов.