Виктор Каннинг - Секреты Рейнбердов Страница 12

Буш улыбнулся. Последняя фраза шефа стала характерным для него извинением за многословие, в котором нет нужды.

Позднее, уже у себя в кабинете, Буш признал, что хорошо осознавал только первый из затронутых аспектов. Второй не приходил ему пока в голову, хотя это не означало, что он не мог задуматься о нем в другое время. Буш снял трубку, позвонил Сангуиллу и попросил назначить для него завтра встречу с двумя мужчинами, которые подвергались похищениям. Однажды он уже беседовал с каждым из них. Теперь ему хотелось свести их вместе.

Буш посмотрел на часы. Семь вечера. Он позвонил в приемную, заказал кофе с бутербродами и взялся за кипу папок в оранжевых обложках. В них содержались записи и рапорты в связи с работой, проделанной как полицией, так и его департаментом в связи с делами о похищениях.

К полуночи он тщательно изучил материалы и составил список вопросов, требовавших дополнительного расследования. Затем наговорил на диктофон текст, где отдельно выделил три задачи, какие хотел поставить перед Скотленд-Ярдом. Остальное ему предстояло взять на себя.

Три пункта для Скотленд-Ярда были такие:

1. Провести проверку списков членов гольф-клубов «Крауборо бикон» и «Тивертон» за последние три года, отметив фамилии мужчин или женщин, которые числились членами обоих одновременно.

2. Проверить гостевую книгу записи посетителей клубов, выделить личности, «засветившиеся» в обоих.

3. Фотографию карнавальной маски Торговца показать всем производителям подобной продукции в стране с целью опознания. Если производитель будет установлен, составить список точек розничной продажи на внутреннем рынке и за рубежом.

Три пункта для личной проверки были сформулированы следующим образом:

1. Звук оживления (шелеста бумаги) и звонок маленького колокольчика?

2. Ограничение радиуса перемещения поездом или автомобилем. От Ньюбери до Рединга после телефонного звонка. Два часа в первом случае, час – во втором.

3. Вода?

По окутанным ночной тьмой улицам Буш вернулся домой, принял ванну и лег спать. На следующее утро с почтой доставили письмо от жены. Она сообщала, что возвращаться к нему не собирается. Выражала готовность подчиниться его выбору (поскольку это могло негативно повлиять на его профессиональный статус или на перспективы в будущем) и либо самой предоставить основания для развода, либо позволить сделать это ему. Буш сунул конверт в карман, не испытав никаких эмоций. Вскоре у него, наверное, найдется время все обдумать и дать ей ответ. Сейчас же его мысли занимали иные проблемы.

Мисс Рейнберд проснулась, снова не увидев ночью никаких снов. Чувствуя себя свежей и отдохнувшей, она пришла к разумному выводу, что глупо позволять каким-то снам доводить себя до взвинченного состояния. Всех посещали странные сны. И нужно научиться не обращать на них внимания. И теперь она не понимала, каким образом Иде Куксон удалось уговорить ее встретиться с этой сомнительной и вульгарной особой – мадам Бланш.

Когда горничная принесла ей утренний чай и открыла шторы, мисс Рейнберд велела передать шоферу, чтобы готовил «роллс-ройс» к половине десятого. Она поедет в Лондон. И побалует себя парой часов выбора покупок в «Хэрродсе». Мисс Рейнберд все еще получала удовольствие, зная, что вернется из центра города ближе к вечеру и не подвергнется унизительному допросу помрачневшего Шолто, где она была, сколько денег истратила и на что. В последние годы жизни Шолто стал совершенно невыносим. Как же ей повезло, когда однажды он так напился, что свалился с лестницы дома и погиб!

А Джордж тем же утром снова ехал в Чилболтон и сожалел о прекрасной погоде. Если ты возникал на пороге, поливаемый сильным дождем и обдуваемый холодным ветром, забиравшимся за воротник, мало кто удержался бы, чтобы не пригласить тебя в дом на чашку чая, за которой дело быстро доходило до пересказа местных сплетен. Его всегда поражало, как люди любили откровенничать с незнакомым человеком. А все от одиночества. Годился кто угодно, лишь бы потрепать языком с полчасика. Ты доставал свой солидный с виду блокнот. Это был, видите ли, опрос общественного мнения для крупной лондонской компании, занимающейся консультациями в области рекламы. Редко кто хотя бы пытался понять, о чем ты вообще толкуешь. Какую ежедневную газету вы выписываете? А какие журналы? О да. Очень интересно. Вы у меня только вторая за утро, мэм, кто читает подобное издание. Качественная полиграфическая продукция. А ваши детки и остальные члены семьи? Тебе все подробно рассказывали. Чем занимается ваш супруг? Данный вопрос вызывал фонтан информации. Ты узнавал, кем он работал в прошлом, кем был сейчас и кем ему следовало бы стать наряду со всеми его слабостями и привычками. Семейная картина как на ладони.

– Знаешь, что получается, Альберт, – сказал он и потрепал пса по голове, – в одном из домов ты натыкаешься на старого хрыча, а он, оказывается, прежде работал в Рид-Корте. Или на любителя собирать всякую грязь вообще, провонявшего пивом козла, который расскажет тебе обо всех скандалах и самых невероятных слухах, гуляющих по поселку. Но пойми, Альберт, оттого, что умею все это выведать лучше многих, я все равно не получаю удовольствия. Ведь многие из них – свиньи и подонки. Они обожают облить дерьмом соседа. А еще, Альберт, приходится быть начеку с женщинами. Понимаешь почему? Такому-то симпатичному малому, как я. Это не шуточки. Помнишь ту девку в школе? Как же ее звали? Там уже прошлись четверо, целая очередь выстроилась, но поймали почему-то именно меня. Право, мне жаль, что нет сегодня ни того ни другого.

Он принялся насвистывать себе под нос. Что поделать, если хоть что-то изменить не в твоей власти?

В тот вечер мужчины, ставшие жертвами похищений, пришли на встречу с Бушем в гостевую комнату его департамента. Оба являлись членами парламента, однако понятия не имели об истинных функциях данного секретного подразделения. Для них оно представлялось чем-то вроде малоизвестного отдела министерства внутренних дел, координировавшего работу полиции по всей территории страны. Но они догадывались, что здесь не следует задавать лишних вопросов. Все, о чем говорилось в комнате, открыто записывалось на магнитофон.

Ричард Пэйкфилд принадлежал к правому крылу лейбористской партии. Это был типичный выпускник Итона, лет сорока. Высокий мужчина с широко открытыми глазами, подвижный, энергичный, легковозбудимый, полный невыполнимых идей. Несмотря на трубку, которую он почти не выпускал изо рта, Пэйкфилд производил впечатление школьника-переростка, развитого не по годам.