Эллери Квин - Застекленная деревня Страница 11

— Когда клев закончится, мы поищем кроликов. Их здесь полным-полно — они спускаются в долину и пакостят на фермах. Может, удастся подстрелить лисицу. От них в этом году тоже достаточно вреда.

Он вручил Джонни 20-калиберную двустволку для кроликов, а себе взял ружье 22-го калибра, способное, по его словам, нагнать страху на чертовых сурков. Судья вздохнул, жалея, что рядом не трусит старая Поки, рыжий сеттер. Покахонтас[19] была его последней охотничьей собакой, ее фотография в рамке висела на стене кабинета, а за гаражом Джонни видел ее могилу.

— Мы с Поки славно проводили время в лесу, — промолвил судья Шинн.

— Несомненно, охотясь на бабочек, — усмехнулся Джонни.

Судья покраснел и пробормотал, что покончил со всеми глупостями сто лет назад.

День начался мирно, и ничто не омрачало удовольствия, кроме пасмурного неба. Они наловили лягушек для приманки и отплыли в старой плоскодонке, которую судья привез к пруду неделю назад. Им удалось поймать куда больше окуней, чем они надеялись. Потом они вытащили лодку на берег и снова забросили удочки. Улов содержал не только щук, но и пару форелей, что, по словам судьи, было событием века, так как считалось, что форели уже давно перевелись в Лягушачьем пруду.

— А я еще болтал вчера о дурных предчувствиях! — усмехнулся старик. — Ложная тревога.

Расположившись у края пруда, они сварили форель и полакомились восхитительной рыбой вместе с охлажденным в воде пивом и овсяным хлебом Милли Пэнгмен. Джонни приготовил кофе, пока судья разрезал пирог с апельсином и смородиной, который тетушка Фанни Эдамс прислала вчера вечером с маленькой Синтией Хэкетт.

— Не испытываю никакого желания убивать, — сонно произнес судья после сытного обеда. — К черту сурков. — Он расстелил пончо и заснул, как маленький мальчик после пикника.

Джонни тоже лег, надеясь, что ему не приснятся десять тысяч человек в желтой камуфляжной форме и с желтыми лицами, стреляющие в него из русских винтовок.

Пока они спали, начался ливень, и оба промокли до нитки, прежде чем успели подняться.

— Я когда-нибудь говорил вам, что приношу несчастье? — пропыхтел Джонни.

Часы судьи показывали самое начало третьего. Они спрятались под большим буком, глядя на небо и пытаясь определить его дальнейшие намерения. Деревья вокруг пруда трещали под ударами молний — одна угодила в сосну в нескольких футах от них.

— Предпочитаю утонуть на дороге, чем быть убитым электротоком под деревом! — крикнул судья. — Давай выбираться отсюда!

Они перевернули лодку, быстро собрали снаряжение и побежали к дороге. В половине третьего по часам судьи они находились в полумиле от вершины Священного холма. Ливень нахлестывал вовсю.

— Неплохо! — прокричал старик. — Прошли почти полпути! Как себя чувствуешь, Джонни?

— Предаюсь приятным воспоминаниям, — отозвался Джонни, клянясь себе, что больше не взглянет ни на одну рыбу. — По этой дороге ездит какой-нибудь транспорт?

— Давай помолимся.

— Хоть бы что-нибудь проехало на колесах! Впрочем, нам подошел бы и глиссер.

Спустя пять минут в поле зрения на противоположной стороне дороги появилась сгибающаяся под дождем фигура, бредущая им навстречу.

— Эй! — окликнул Джонни. — Наслаждаетесь плаванием?

Человек вздрогнул и уставился на них. Это был худощавый мужчина среднего роста, с сединой на висках, чахлой светлой бороденкой, темно-серым, как небо над головой, лицом и робкими блестящими глазами. Дождь проделал желобы в полях его зеленой шляпы, заливая ему лицо; черные залатанные штаны прилипли к ногам, а светлый твидовый пиджак с кожаными латками на локтях висел на нем, как мокрый бумажный куль. В руке он держал маленький черный саквояж из какого-то дешевого материала, который разошелся по швам и был перевязан веревкой. Буквально через секунду незнакомец отвел взгляд и пустился бегом, топая по воде бесформенными башмаками.

Джонни и судья уставились ему вслед.

— Интересно, кто это, — сказал судья. — Никогда его здесь не видел.

— Думаю, иностранец, — пожал плечами Джонни. — В США он нигде не мог бы купить такую зеленую велюровую шляпу.

— Возможно, какой-нибудь бродяга, направляющийся в Кадбери искать работу на фабрике. Как по-твоему, Джонни, почему он убежал?

— Очевидно, при виде двух вооруженных людей вспомнил о народной полиции на своей родине.

— Господи! — Судья слегка передвинул свое ружье. — Надеюсь, беднягу подвезут.

— Лучше надейтесь, что кто-нибудь подвезет нас.

Вскоре позади них появился старый серый седан, разбрызгивающий воду, как моторная лодка. Они повернулись и закричали, но машина ехала со скоростью более сорока миль в час и, прежде чем они успели открыть рот, промчалась мимо них и скрылась за холмом.

— Это автомобиль Берни Хэкетта, — проворчал судья. — Черт бы его побрал! Он даже не заметил нас.

— Бодритесь, ваша честь. Осталось около мили.

— Мы можем остановиться в хижине Хоузи Леммона, — с сомнением произнес судья. — Она на вершине холма в лесу, недалеко от дороги.

— Нет уж, благодарю покорно. С меня довольно грязных хижин. Я направляюсь в ваш дом к чистому полотенцу.

Когда они поднялись на Священный холм, судья воскликнул:

— А вот и сам старый Леммон идет домой!

— Еще один пионер, — буркнул Джонни. — Неужели у него нет машины, коляски или мотоцикла?

— У Хоузи ничего нет. — Судья Шинн нахмурился. — Что он здесь делает? Ведь он нанялся работать к Скоттам.

— Очевидно, предпочитает жить на возвышенности.

Судья окликнул седобородого отшельника, но если Леммон и слышал его, то предпочел не обратить внимания и исчез в ветхой лачуге с ржавой дымовой трубой на крыше.

Больше они не видели ни людей, ни машин. К трем часам они прибыли в дом судьи, как моряки, потерпевшие кораблекрушение, на спасительный берег, быстро переоделись в сухое и в четверть четвертого уселись в гостиной со стаканами виски и тряпками для чистки ружей, когда зазвонил телефон.

— Это уже не по-соседски, — вздохнул судья и снял трубку.

Берни Хэкетт более гнусавым голосом, чем обычно, сообщил, что только что вошел в дом тетушки Фанни Эдамс и обнаружил ее на полу студии, мертвую, как очищенная кукуруза.

— Тетушка Фанни мертва?! — воскликнул судья Шинн.

Джонни поставил свой стакан.

Судья положил трубку и повернулся к нему.

— Сердце? — спросил Джонни, жалея, что не может смотреть в другую сторону.

— Мозги. — Судья шарил руками по сторонам. — Берни Хэкетт говорит, что мозги разбрызгались по ее платью. Где же мое ружье?