Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз Страница 11

Шарлотта отметила в тоне его ответа признаки усталости и еще кое-что, явный отзвук какой-то трагедии.

– Пожар? – переспросила она, задержав на нем взгляд. – И кто-то погиб в огне?

– Женщина.

Она подняла взгляд:

– Убийство?

– Да.

Шарлотта помедлила, обозревая его помятую и запачканную одежду, местами еще мокрую от послеполуденного дождя, потом изучила выражение его глаз.

– Хочешь есть? Или сперва помоешься? Или сначала все мне расскажешь?

Томас улыбнулся. Было нечто немного нелепое в ее прямоте и откровенности, особенно после сдержанных, тщательно выверенных манер Клитриджей и Хэтчей.

– Чашку чаю, потом снять сапоги, а уж потом, попозже, горячей воды, – честно ответил он.

Шарлотта восприняла это как отказ разговаривать и поспешила на кухню. Ее ноги в чулках бесшумно скользили по линолеуму коридора, по тщательно вымытым доскам пола в кухне. Плита была горячая, как всегда; Шарлотта поставила чайник на огонь, отрезала ломоть хлеба и намазала его маслом и джемом. Она была уверена, что муж захочет именно такой бутерброд, едва увидит его.

Томас последовал за ней на кухню и невольно встал на ее пути.

– Где это случилось? – спросила Шарлотта.

– В Хайгейте, – сказал он, и она обошла его, чтобы достать кружки.

– В Хайгейте? Это же не твой район.

– Не мой, но они уверены, что это поджог, так что местные полицейские сразу послали за нами.

Шарлотта уже поняла это по запаху дыма и пятнам сажи на его одежде.

– Это дом одного врача, – продолжал Питт. – Тот был на вызове, его позвали к рожающей женщине, причем неожиданно, до срока, но его жена оставалась дома. Она в последний момент отменила поездку в город. И погибла. Сгорела.

Чайник закипел, и Шарлотта плеснула кипятку в заварочный чайничек, заварила чай и поставила его доходить до готовности. Томас наконец уселся, и она села напротив, тихо спросив:

– Молодая?

– Около сорока.

– Как ее звали?

– Клеменси Шоу.

– А это не могло быть несчастным случаем? Ведь все время случается множество пожаров – искра из ничем не прикрытого камина, или кто-то курил сигару и не затушил ее как следует… – Шарлотта разлила чай и придвинула одну из кружек поближе к нему.

– Чтобы огонь занялся на портьерах сразу в четырех разных комнатах, на первом этаже и посреди ночи? – Томас взял свою кружку, отпил и обжег себе язык. И быстро впился зубами в хлеб с джемом.

– Ох! – Шарлотта подумала, как это страшно – проснуться посреди ночи от рева пламени и жара, сразу понять, что это такое, и осознать, что ты заперта в ловушке. И еще более страшно понимать, что кто-то сделал это намеренно, зная, что ты внутри, и имея целью сжечь тебя живьем. Мысль была такой ужасной, что на секунду ей стало плохо.

Питт слишком устал, чтобы это заметить.

– Мы пока что не знаем, кого они хотели погубить – миссис Шоу или ее мужа. – Он снова отпил чаю.

Шарлотта догадалась, что Томас, должно быть, чувствовал то же самое, что и она сама сейчас чувствовала. Он наверняка воображал себе те же самые картины, только более живо: он ведь воочию видел обгоревшие руины, от которых еще исходил жар, дым все еще наполнял воздух, и от него щипало в глазах и в горле.

– Ты уже ничего не можешь сделать нынче, Томас. Ей теперь уже не больно, не стоит так расстраиваться, – тихо и нежно сказала она. – Это же вечная история: всегда кто-то кому-то причиняет боль, но мы не можем взять эту боль на себя. – Шарлотта поднялась на ноги. – Тут ничем не поможешь. – Она погладила мужа по руке. – Я сейчас нагрею воды, и ты можешь вымыться. А потом сразу в постель. Скоро уже утро.

Питт ушел из дому, как только покончил с завтраком, и Шарлотта занялась рутинными домашними делами и заботами. Проводила Джемайму и Дэниела на уроки – они учились в одной школе недалеко от их дома; потом Грейси, горничная, начала убирать, вытирать пыль и подметать. Тяжелую работу – мыть и скрести полы, выбивать ковры, приносить уголь и кокс для кухонной плиты – выполняла миссис Хор, которая приходила три раза в неделю.

Шарлотта снова занялась глажкой, а когда закончила, стала месить тесто для ежедневной выпечки хлеба. Потом начала было мыть банки для джема, но тут раздался стук в дверь. Грейси отбросила швабру и побежала открывать. Минуту спустя она вернулась, запыхавшись, вся сияя от возбуждения.

– Ох, мэм, это леди Эшворд вернулась… я хочу сказать, миссис Рэдли, она вернулась из свадебного путешествия! И вся такая красивая и счастливая!

И в самом деле, следом за ней вошла Эмили, вся увешанная красивыми пакетами, завернутыми в упаковочную бумагу и перевязанными лентами, – крутящийся водоворот юбок из шумно шелестящей тафты роскошного бледно-зеленого цвета. Она вывалила всё на кухонный стол, не обращая внимания на банки, и обняла Шарлотту, так яростно прижав ее к себе, что та чуть не потеряла равновесие.

– Ох, как же я по тебе соскучилась! – жизнерадостно воскликнула она. – Как здорово снова оказаться в Лондоне! Мне тебе надо очень многое рассказать, я бы просто не вынесла, если бы тебя не оказалось дома. Я от тебя сто лет никаких писем не получала – конечно, я вообще не получала никаких писем с тех пор, как мы уехали из Рима. На море так скучно, если, конечно, не возникнет какой-нибудь скандал или не случится что-то между пассажирами. А ничего такого не было… Шарлотта, как это человек может провести всю жизнь, играя в безик или в баккара, или обмениваясь какими-то глупыми историями, или высматривая, у кого самый модный турнюр или самая элегантная прическа? – Тут она отступила назад и уселась на один из кухонных стульев.

Грейси стояла столбом, словно приросла к месту, широко раскрыв глаза; ее воображение бурлило, представляя корабли, полные играющих в карты аристократов в роскошных одеждах. Ее швабра все еще стояла, прислоненная к стене в коридоре, а пылевая тряпка торчала из-за пояса фартука.

– Вот! – Эмили схватила самый маленький пакет и протянула его ей. – Грейси, я привезла тебе шаль из Неаполя!

Девушка была вне себя от восторга. Она смотрела на Эмили, словно та вдруг материализовалась перед нею по какому-то волшебству. Чувства так переполняли ее, что она не могла произнести ни слова. Ее маленькие ладошки сомкнулись на пакете, стиснув его сильно-сильно… Слава богу, это была материя, а не то содержимое пакета непременно разбилось бы.

– Открывай! – скомандовала Эмили.

Грейси наконец обрела дар речи.

– Это что ж, мне, миледи? Мне?!

– Конечно, тебе, – ответила ей Эмили. – Когда пойдешь в церковь или просто выйдешь на улицу, ты должна набрасывать ее на плечи, а если шаль кому-то понравится, скажешь, что ее тебе привезла подруга с Неаполитанского залива.