Круиз с покойником - Галина Балычева Страница 5

— Ну все, — сказала Лялька, — бери вещи и пошли размещаться. Надо еще успеть принять душ и немного передохнуть перед обедом.

Борис подхватил наши сумки, я взяла Дулькину перевозку вместе с самой Дулькой, и мы направились искать свою каюту.

И в тот момент, когда мы уже входили в коридор спального отсека, из динамиков, расположенных прямо у нас над головами, вдруг грянула музыка. Это яхта отчаливала от пристани. Обычно в таких ситуациях играют нетленный «Марш славянки». У Борьки же, как у нового русского, все было по-новому. Поэтому его яхта отчаливала под рвущую душу «Yesterday».

— Ну и ну! — только и смогла вымолвить я и проследовала за Лялькой внутрь яхты.

Наша каюта поразила мое воображение еще до того, как мы в нее вошли. Одна только дубовая дверь с начищенными до сверкающего блеска медными ручками вызывала уважение. Впрочем, что там дверь…

Пока мы шли по выстланному темно-красной ковровой дорожке коридору, я только и успевала делать, что ахать, поражаясь богатству и красоте внутреннего убранства яхты.

Снаружи-то яхта выглядела хоть и вполне респектабельно, но все же довольно скромно. Наверно, для конспирации. Внутри же все поражало роскошью.

Мы с Димкой и Фирой только что вернулись из круиза вокруг Европы. Плавали на очень приличном теплоходе. Однако он не шел ни в какое сравнение с этой маленькой «Пирамидой». Вот уж где чувствовался запах денег, так это здесь.

Мы еще мало что успели увидеть на корабле: только палубу, коридор да Борькину каюту, но то, что увидели, просто потрясло. А особенно каюта. Она была выдержана в стиле чиппендейл, хотя вряд ли Борька знает, что это такое.

Впрочем, ему это и не надо. Зачем? Лишние знания — лишние печали. Зато он знает многое другое. Знает, например, как зарабатывать такие деньжищи, чтобы на них покупать то, не знаю, что и еще многое другое.

А над интерьером этой каюты да и всей яхты в целом, безусловно, поработал не один дизайнер.

И это уж точно, что не один. И не потому, что одному тут было бы не справиться, нет, не поэтому. Просто мне, как в какой-то мере специалисту, а я закончила факультет прикладного искусства текстильного института, сразу бросилась в глаза разноголосица стилей и направлений, что, впрочем, у новых русских встречается сплошь и рядом.

В одном углу у них ампир, в другом — модерн, здесь китайская ваза династии Тан, а там стекло-металлическая конструкция с четырьмя ногами-тумбами под названием журнальный стол. Все — разное, между собой несочетаемое, зато очень дорогое и модное.

Впрочем, у Борьки таких уж явных несуразиц я не заметила. Все было достаточно гармонично и, я бы даже сказала, мило. Правда, несколько пугала широчайшая, не меньше трех метров в ширину (ей-богу!), королевская кровать под нежно-зеленым шелковым балдахином.

К слову сказать, вся каюта в целом была выдержана в зеленых тонах с различными оттенками. И шторы на окнах, и ковер, и обивка кресел — все было зеленое. Только шторы были такого же бледного оттенка, как и балдахин над кроватью, а ковер и кресла — совсем темные.

И на этом бесконечно зеленом фоне особенно ярко выделялись целые костры темно-пурпурных роз, высящихся в настольных и напольных вазах. Розы были повсюду, то есть везде, где только можно было их поставить: и на журнальном столике, и на прикроватных тумбочках, и возле зеркала, и просто на полу возле окна. Их было бесконечное множество, и этот факт чрезвычайно меня смутил.

— Ляль, — ошарашенно произнесла я, глядя на все это роскошество, — все-таки мы с тобой порядочные свиньи. Так поступить с мужиком, который тебя так любит. Ты только посмотри, сколько цветов, а мы его из его же каюты выставили. Нет, я так не могу. Я сейчас же ухожу.

— Куда? — поинтересовалась подруга. — И вообще, что касается свиней, говори, пожалуйста, за себя.

Она принялась распаковывать свои бесчисленные сумки и портпледы, в которых перевозила эксклюзивные шмотки, и сразу же всеми мыслями и душой глубоко ушла в этот процесс.

Потом она все же отвлеклась на минутку и, усмехнувшись, заметила:

— А что касается Борьки, то ты особенно за него не переживай. Он все равно что-нибудь придумает. На то он и Борька.

Ну раз так...

И я, брякнувшись на широченную «черырехспальную» кровать, с удовольствием вытянулась на ней поперек-наискосок.

— Ляль, а почему эта яхта «Пирамидой» называется? — спросила я.

— Понятия не имею. — Лялька уже почти полностью влезла в стенной шкаф и развешивала там свои бесчисленные наряды. — Да и какая тебе разница?

— Ну как же? — удивилась я и процитировала: «...как вы яхту назовете, так она и поплывет».

— Ну и что?

— А то! Ты когда-нибудь видела, чтобы пирамиды плавали?

Лялька высунула голову из шкафа.

— У Островского в «Бесприданнице» даже «Ласточка» плавала, — продемонстрировала она знание классической литературы. — И ничего.

— М-да? — промычала я. Возразить было нечего.

Тут наконец проснулась и завозилась в своей перевозке моя Дулька. Она спала уже часа четыре кряду и, наверно, полностью выполнила свою дообеденную норму по отдыху.

Я открыла крошечную пластмассовую дверцу и вытянула на свет божий свое длинношерстое сокровище. Дулька щурилась на яркий свет и отчаянно зевала.

— Ах, ты моя красавица, — засюсюкала я. — Проснулась, моя куколка... — Я принялась гладить и тискать собаку.

Я вообще люблю собак. Любых. Неважно, породистые они или дворняги. А Дульку так просто обожаю. Лялька ее тоже любит, но всегда критикует меня за сентиментальность. Вот и теперь вместо того, чтобы начать вместе со мной умиляться над этим длинноволосым чудом, она велела мне отправляться в ванную и обустраивать там кошачий, то есть собачий туалет.

— И Дульке покажи!.. — крикнула она мне вслед.

— Что?

— Туалет! Что же еще? Не душевую же кабину собаке показывать, прости господи.

Умница Дулька тут же прошмыгнула за мной в ванную комнату и сразу же прыгнула в знакомую пластмассовую емкость.

— Не собака, а чудо! — в очередной раз умилилась я благовоспитанности своей любимицы. — Ну все понимает.

К обеду вечерних туалетов не надевали — приберегли их к ужину. Впрочем, самые-самые вечерние туалеты мы приготовили к завтрашнему вечеру.

Лялька прихватила с собой та-акой «эксклюзив», что я не поручусь за равномерное сердцебиение отцовых дружков-одногодков.

Мне мама тоже привезла из Парижа очень красивое