Современный российский детектив - Анна Майская Страница 17

— Не финти, отец. Ты что меня хочешь обвинить в чем-то?

Мать выхватила трубку и закричала:

— Ты там часом не рехнулся? Сын со вчерашнего утра никуда не выходил и звонков ему не было.

— Ладно, успокойся, я просто так, не знаю что и думать.

— Думай о чём говоришь, папа, — перехватив трубку сказал отцу Павел, если еще задашь один такой вопрос, считай, что у тебя нет сына. А пока я ухожу и вернусь неизвестно когда, хотя надеялся отлежаться дома несколько деньков, я плохо себя чувствую. Именно твое провокационное поведение заставляет меня бежать неизвестно к кому, чтобы облегчить душу моего невеселого существования.

— Ну ты и артист, — заволновался отец. — Напридумывал вместо того, чтобы помочь мне отыскать пропавших. К кому я должен обращаться в данном случае, как не к жене и сыну юристу?

— Прости отец, я тебя плохо понял и сорвался. Я сейчас же еду к тебе в офис.

— Вот и хорошо. Будем действовать вместе.

Павел ехал и думал о том времени, когда он будет у себя и встретит Хана.

— Как там все прошло?

Но сейчас уходить из дома было нельзя. Нужно находиться рядом с отцом, пока не минует опасность и не найдут козлов отпущения. А сам уже продумывал, что и как скажут свидетели и на кого покажут, как на преступников, если таковые окажутся. Он не пытался связаться по телефону с Ханом, мало ли, вдруг прослушка. Все-таки дом руководителя большой фирмы и его мобильники могли стать интересными как для криминала, так и органов безопасности.

Отец в отчаянии. Весь в поту сидел за столом и держался за грудь, в том месте, где находилось сердце. Павел сразу же вызвал «скорую». Отцу понравилась забота сына.

— И как я мог допустить хоть на секунду мысль о причастности сына к этому происшествию? — подумал с раскаянием Игнат Терентьевич.

У Павла было обостренное чувство понимания настроя людей. Он иногда предугадывал ход мыслей человека и теперь был абсолютно уверен в том, что мысли отца в отношении его, Павла, были сомнительны. Но именно сейчас все разрешилось в его пользу.

— Прости, сынок, что побеспокоил.

— Вас нужно немедленно госпитализировать, — сказала врач, просмотрев ленту кардиограммы.

— Нет, — запротестовал отец.

— Да, — сказал сын. — Может быть ты хоть раз посмотришь на меня как на взрослого образованного человека?

— Ладно, — испытывая слабость и головокружение, — ответил отец. — Когда-то надо начинать быть самостоятельным.

— Не беспокойся, папа, я не допущу ни одного промаха. И без твоего совета не приму ни одного серьёзного решения.

«Скорая» увезла отца в больницу.

— Мама, — срочно поезжай к отцу и не оставляй там его одного, а я на фирме постараюсь справиться с делами, с помощниками отца, разумеется.

Мать запричитала, расстроилась, но Павел положил трубку. Подумав, пригласил к себе главного бухгалтера. Тот вошёл и присел на краешек стула по приглашению жеста Павла.

— Я знаю вас с детства, — начал Павел и прошу вас помочь в работе пока болен отец, он вам доверяет, а я боюсь наломать дров, Петр Петрович.

— Молодец, правильно поступаешь, — ответил верный доверенный, проверенный друг отца. Здесь работает заместителем, да ты его знаешь, Александр Владимирович, положись на него, он тебя не подведёт. Пригласить?

— Конечно, — ответил довольный Павел.

Сейчас он свалит работу на зама и спокойно сможет поговорить с Ханом. Вызванный заместитель, человек средних лет, сухощавый с серьёзными глазами стального цвета, длинными руками и ногами, производил впечатление абсолютно непроницаемой личности, но стоило ему открыть рот, как поток слов заструился из него и он без остановки, только переводя дыхание, начал рассказывать Павлу о делах.

— Несомненно, что мы с вами справимся, Павел Игнатович. Спасибо вам за доверие. И если у вас сейчас имеются неотложные дела, можете спокойно заниматься ими. Я полностью владею ситуацией, вам будет нужно возить на подпись необходимые бумаги Игнату Терентьевичу.

— Спасибо, — обрадовался Павел. — У меня действительно имеются неотложные дела. Но личная просьба, если позвонит отец, скажите, что вызвали куда там у вас вызывают, пусть он не волнуется, а я потом заеду к нему.

И Павел ретировался с поспешностью скорбного животом человека.

— Привет, — с улыбкой сказал он, входя к себе в дом, где Хан ожидал его.

— Что так долго, мне здесь задерживаться нельзя. Как только я появляюсь на глазах ментов, у них появляется огромное желание окольцевать мои руки, как птичку редкой породы, и прописать в книгу зарешеченных окон годков на десять. Как редчайшую породу редкостных тварей, поместить меня в книгу тюремного Гиннеса и охранять, охранять, охранять..

— Деньги целы? — поинтересовался Павел.

— А куда им деваться? Вот она, толстопузая радость, — показал Хан на портфельчик. — Давай дели, что куда, мне пора. Переправишь меня через пункт ГИБДД в соседнюю область. Там я спокойнее себя чувствую. Да и пора деньжат подкинуть воспитателям твоего протеже. И на кой ляд он тебе нужен этот выродок?

— Не скажи, — ответил Павел — это дело всей моей жизни. — Я хочу заняться его усыновлением. Будет жить с нами, открыто. Фамилию, имя мы с тобой ему сохранили, справка из роддома имеется. А если когда Вера взбрыкнет, есть и то, что сразу же ее успокоит. Сама написала собственноручный отказ от сына в роддоме.

И они, довольные друг другом, захохотали грубо, цинично. — Буду его воспитывать сам.

— Убивать научишь, грабить с малолетства, — в тон ему продолжил Хан. Павел взбесился. Он налетел на Хана и поднял руку, чтобы ударить его. Но Хан перехватил ее в кисти, грубо крутанул, так, что тот взвыл от боли, и бросил Павла на диван.

— Ты, хозяин, не сучься. Твоя нервная система расшатана, но я не виноват, что ты потерял способность по-настоящему обороняться и мыслить. Эта баба выжгла из тебя всю твою силу и разум. Ты бежишь за ней, как мотыль за огнём, сгоришь — не заметишь. Отдай ей ребёнка и займись делом. Пока твой пахан жив, научись у него уму — разуму. Такую фирму упускать нельзя. Обороты миллионные, а ты за портфелем гоняешься, воруешь сам у себя.

— Прекрати, — закричал Павел и обхватил руками голову.

Тупая боль разливалась в висках, давила на глаза. Вскоре она могла перейти в нестерпимую, так что выть начнешь. И никакие средства не помогают. Все чаще и чаще настигала его эта подлая боль и тогда он становился беспомощным.