Кто вынес приговор - Алексей Фёдорович Грачев Страница 8

- Вы его, Бронислав, сманили с пути, - проговорил тихо и уныло Синягин. - Не иначе.

Мухо осмотрел булочника с каким-то сожалением:

- А может, в "Бахус", в бильярд? Или в "Хуторок", Авдей Андреевич? Закажем стол, танцы будут. Тамара в красном платье, как палач на помосте. Пойдете в танце, как Рудольфо Валентино...

Он похлопал по плечу Синягина с барской милостивостью и, не прощаясь, шагнул в дверь - сам как знаменитый тореро. Шляпу бы только ему да еще шпагу к широкому поясу.

Трубышев тоже поднялся.

- Ну и мне пора на вокзал... Так, если понадобятся деньги под сливочное масло, я к услугам... Сообщите, - проговорил, протягивая руку. Занесу ссуду. Ничего не поделаешь, - вздохнул он устало, - придется заложить еще одно кольцо покойной жены. Как не порадеешь для вас, Авдей Андреевич.

5

Он выбрался возле вокзала из саночек, поднялся на ступеньки. Толкался народ, больше с мешками, а то плотники с пилами, завернутыми в мешковину, с топорами за кушаком. Целая орава с топорами да пилами. Что-то строить едут. В лаптях, валенках, ободранных кожушках, замотанные от ветра шарфами и башлыками. Строить новый мир, как поется в песне. А у самих, поди, в животах бурчит.

Викентий Александрович остановился возле телеграфного окошечка. Его здесь знают. Барышня в кудряшках, этакий барашек, не бякающий только, улыбнулась, словно был он юношей со "взором горящим":

- Есть-есть вам телеграммка...

Прочел бегло, выругался. И Москва отказала в муке. Что-то случилось. Перебои ли в снабжении, то ли арестовали кого там.

Да, еще день-два - и вешай замок, Синягин, на булочную. Еще день-два - и распускай своих пекарей, поваров, приказчиков, прачек, сторожей. Чем платить им? Да еще надо искать отступные нанятому народу, а то ведь вспомнят профсоюз или будут шуршать кодексом о труде, за инспектором по труду помчатся на рысях. Народ после революции стал грамотный и дотошный. А помочь надо Синягину.

На заготовленном чистом листке бумаги Викентий Александрович набросал текст телеграммы в Казань. На другом листке составил текст в Балаково знакомым торговцам. Намечалась сделка на русское масло за туалетное мыло.

Сдав телеграммы, он прошел в буфет, присел возле окна.

А в буфете вдруг задвигались, загомонили. Издалека донесся свист паровоза, деревянное здание вокзала стало тихо вздрагивать. Сияя бельмом во лбу, покашливая трубой, паровоз прокатил мимо, поплевывая паром в ноги набежавшей толпе. Вот вагоны остановились, повалили из них пассажиры, прибывшие из соседнего города. С чемоданами, корзинами, с мешками, с баулами, редикюлями.

Вскоре перрон опустел. Викентий Александрович отступил к входной двери, собираясь выйти на улицу, но тут увидел, как боком шагнул внутрь Вощинин. Сразу бросилась в глаза бледность лица под каракулевой шапкой. Короткое пальто было не застегнуто, точно он проспал в вагоне да вот на ходу выпрыгнул. Заметив Викентия Александровича, остановился - уж не назад ли на перрон решил кинуться? Но сделал шаг вперед, даже постукал белыми бурками - одна о другую, сбивая невидимый снег.

- Арестовали Миловидова, - проговорил быстро, оглядывая зал. - Вчера утром.

Был спокойный вечер, было тепло печей, легкие саночки, девушка-телеграфистка с милым взглядом. И все закрылось этими бледными щеками, этими нервными руками, которые не находили покоя, этими глазами, высматривающими уже, наверное, в зале агента уголовного розыска.

- Что случилось, Георгий? - спросил Викентий Александрович, тоже невольно оглядываясь на бредущие между скамьями толпы пассажиров, прибывших с поездом. - Или догадались?

- Откуда мне ведомо, - отвернувшись от Трубышева, со злобой уже ответил комиссионер. - Заметили, значит. И где только вы его отыскали?

Миловидова нашел Иван Евграфович. Как-то в зале он увидел маленького квадратного человека, стоявшего с бутылкой в руке возле пианиста и под военный марш топавшего ногами, подпевающего музыканту. В зале смеялись на него. Трактирщик с первого взгляда узнал в смешном певце одного из бывших посетителей ресторана "Царьград", тогда еще, в дореволюционное время. Он приезжал в город по каким-то железнодорожным делам, останавливался в гостинице "Европа" и приходил кутить к ним в "Царьград". Кутил он шумно, звучно, так что на другой день весь ресторан от рабочих до поваров только я говорил про вчерашнего Анатолия Сергеевича. Имя и отчество трактирщик запомнил уж больно хорошо. И в этот раз, когда тот уселся снова за стол, заглядывая в стакан с вином, он подсел к нему.

- Рад вас видеть, Анатолий Сергеевич, - проговорил, похлопывая посетителя по рукаву. И удивился, как отпрянул тот в сторону. В замутненных глазах сразу появилась трезвость и тревога.

- Я - Василий Игнатьевич.

- Ну, пусть Василий Игнатьевич, - ответил Иван Евграфович, сразу поняв, что послужной список этого человека в каких-то темных пятнах. - Я вас встречал в ресторане "Царьград", - напомнил он ему. - Тогда еще, в шестнадцатом году. Вы приезжали по делам военного комитета. Но, если ошибся, простите...

- Вы ошиблись, - мрачно сказал этот Василий Игнатьевич. - Никогда не служил в военном комитете. Я был по земству. А сейчас - торговый агент кредитного товарищества.

Иван Евграфович сразу оживился. Он понял, что это человек, который пригодится для биржевого комитета.

- Хотелось бы мне у вас побывать, - напросился он. - Нравятся мне эти товарищества, посмотреть бы, как они работают. С вами посидеть. Но как это вы меня не узнали все же? - прибавил он все так же вкрадчиво. - Я был тогда официантом в ресторане "Царьград".

Нет, Миловидов узнал бывшего официанта. Но делал вид, что они незнакомы. И лишь когда выяснил, что Пастырев - хозяин, дал понять, что он действительно тот самый Анатолий Сергеевич. Вот теперь он рассказал доверительно, что он из села, назвал, где оно находится, и пригласил приезжать, поняв, вероятно, что неспроста так заинтересовался им этот владелец трактира.

- Фамилия моя - Миловидов. Любите и жалуйте, - сказал он при прощании.

Поехал в село Вощинин. Вместо пароля он при встрече с Миловидовым сказал лишь:

- Я по просьбе нашего общего