Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен Страница 74

Я уже дважды дала показания офицеру Кортес и все рассказала. За исключением того, что связано с Марлой, и того, что могло бы уличить меня.

Это было месяц назад, с тех пор Кортес не звонила. В последнее время я стараюсь меньше следить за новостями, чтобы все забыть. Но порой мне страшно. Я жду нового звонка от Кортес. Жду, что она заявит, что я все наврала. И я окажусь там, откуда уже никогда не выбраться.

И еще одно не дает покоя: почему тело Марлы так и не нашли? Я слышала крики каких-то зверей в ночи Гриффит-парка – возможно, это и есть ответ. Но иногда закрадывается мысль: а если Марла спаслась? Если при падении она за что-то зацепилась, добралась до безопасного места и на следующий день пришла в себя – израненная, но живая? Я понимаю, что это невозможно. Но со страхом думаю, что, возможно, каким-то чудом она все еще бродит где-то там, словно призрак в мертвом городе.

Видимо, Марла рассказала о своем детстве правду, потому что ее никто не хватился. О ней ничего не передавали в новостях.

Когда обнаружили тело Эмили, ее семья мелькала во всех газетах. Там были и фотографии скорбящего отца, который заявил о пропаже дочери через неделю после падения Марлы. Все это время он считал, что с Эмили все в порядке, потому что Марла писала ему от ее имени. И спохватился, когда она перестала отвечать. Кортес, наверное, догадалась, что кто-то выдавал себя за Эмили. Но не имея реальных улик и конкретных имен, так и не вышла на след Марлы.

Но Марла не убивала Эмили. Ее убил «Лунный зяблик». Странно взглянуть на все с другой стороны. Любопытно, что через несколько недель после телефонного звонка Кортес «Лунный зяблик» без лишнего шума был продан другой компании. Чем занимаются теперь Бен Коэн и его бизнес-партнер Майк, неизвестно. Они избавились от «Лунного зяблика», чтобы минимизировать потери? Или их заставили? Хотя не знаю, реально ли было отследить их без аудиозаписи или свидетелей. Максимум, на что я могу надеяться: то, что случилось с Эмили, а потом с Марлой, напугало их настолько, что они дважды подумают, прежде чем снова взяться за что-то подобное.

Съемки «Галатеи» начнутся через две недели. Я получила роль. После всего, что случилось… Конечно, мне не терпится приступить, но прежнего восторга уже нет. Эта роль причинила стольким людям столько горя, что не особо меня радует. И я уже не вполне уверена, что хочу всю оставшуюся жизнь быть актрисой. Хотя все быстро меняется, правда? Пока мне нравится постепенно двигаться дальше.

Я счастлива как никогда.

Ник переехал в Лондон пару недель назад. Два месяца мы общались на расстоянии, но нам это не нравилось. Сейчас он снимает одноэтажный коттедж в Далстоне[69] недалеко от меня, и я в основном живу там. У него полно планов, и, хотя он жалуется на погоду, в Лондоне ему нравится.

Раздается стук в дверь, писк ключ-карты, и в дверях появляется голова Ника.

– Миа? – зовет он, топчась на пороге. Приподнимает рукав своего безукоризненного вечернего костюма и смотрит на часы: – Пора. Ты готова? – Он безупречно красив во всех смыслах – мой американский мужчина, мой «плюс один».

– Да, – шепчу я и откашливаюсь, аккуратно засовывая свои листочки в клатч.

Когда я увидела Эмили в новостях, то рассказала ему все. Об Эмили, Марле, знаке «ГОЛЛИВУД», своей дурости и безумствах. О том, что было дальше. Об аварии. Единственное, о чем я умолчала: как отцепила от себя руки Марлы. Сказала Нику, что она упала сама. Предпочла версию, где я не виновата. Как я и думала, Ник посоветовал не лезть в это дело, если не попросят, и не рассказывать ничего, что обернется против меня. Чтобы защитить себя. Чтобы защитить нас.

Ник широко распахивает дверь, и я собираюсь. Если не получу сегодня награду, не страшно. Даже если я больше вообще никогда не получу ролей, тоже ничего страшного, потому что я жива, на свободе и уже не одинока. Я считаю себя счастливой – со всеми своими недостатками, со всеми неудачами и печалями, надеждами и мечтами. Что бы ни произошло сегодня вечером, все будет хорошо.

* * *

Мелькают фрагменты воспоминаний. Теплая рука Ника в моей руке. Он ведет меня по красной дорожке, потом отпускает. Микрофоны, вопросы, вспышки фотокамер над головами. Множество лиц. Шампанское шипит, блестки колются. Полный зал. Некоторых людей я узнаю́, хотя мы незнакомы. Разноголосые шутки и смех, громкая музыка, а потом несколько слов, которые я не могу разобрать. Ник воодушевленно смотрит на меня, встает, и я обнаруживаю, что тоже поднялась с места.

К нам по проходу приближается камера, я наклоняюсь к Нику и шепчу в ужасе:

– Они что, назвали мое имя?

Он смеется, с любовью глядя на меня:

– Да-да, они так и сказали, Ми. – Целует меня в щеку. – А теперь поднимайся на сцену.

Долгий путь в ослепительном туннеле волнения и безудержного счастья. Поцелуй Ника еще горит на щеке.

Наконец я стою перед всеми ними и что-то говорю, а они смеются. Я никогда не забуду этот момент. И все-таки понимаю, что уже забываю его – прямо сейчас. Поднимаю тяжелую статуэтку: она настоящая, точно такая, как я себе представляла.

Фотосессия за кулисами, я с горящими глазами позирую с призом. Потом беру свой телефон у ассистента, чтобы самой сделать снимок. На экране сообщение. Калифорнийский код. Кровь стынет в жилах, но я все равно продолжаю улыбаться. Я хорошая актриса, и моя статуэтка – тому доказательство.

Но по дороге на пресс-конференцию я еще раз внимательно читаю сообщение.

36

Возвращение

Пятница, 11 ноября

Прошло восемнадцать месяцев. Мы сидим в темноте кинотеатра. Свет погас, Ник сжимает мою руку. Бриллиантовое кольцо, которое он подарил мне, встав колено на середине Моста Тысячелетия[70], поблескивает в полумраке. Жизнь удалась.

После того вечера я больше не получала сообщений. Номер, с которого его отправили, выключен. С тех пор я пыталась выкинуть те слова из головы.

Занавес поднимается, сейчас будут трейлеры. Премьера «Галатеи» состоялась в Лондоне и Нью-Йорке на прошлой неделе, отзывы просто фантастические. Но сегодня мне захотелось посмотреть фильм в обычном кинотеатре, среди обычных зрителей, увидеть их реакцию. Действительно ли он нравится публике.

Болтовня вокруг