Каморра - Юлия Владиславовна Евдокимова Страница 6

музее. Не зря Неаполь считается столицей вертепов, таких она нигде еще не видела! Двор монастыря-музея был пуст и она присела ненадолго у мраморного колодца, радуясь мартовскому солнышку, по-летнему жаркому. Скажи ей сейчас, что надо ехать во Флоренцию, Саша, наверное, расплакалась бы и отказалась. Как же не хватает солнца и запаха моря после долгих темных и холодных зимних дней!

Сам монастырь появился в 1325 году, а в 1866 году, когда его стены покинули картезианцы, здесь открылся национальный музей Сан Мартино. В его залах стоят золоченые кареты и галеры, здесь собраны нереально прекрасные вертепы, около тысячи картин художников неаполитанской школы и прочие предметы, связанные с жизнью Неаполя.

Потом она отправилась выше, туда, где возвышались величественные крепостные стены которые, как и Везувий, видны практически из любой точки Неаполя.

Замок Святого Эльмо построен во времена короля Робера д’Анжу, или Роберта Анжуйского, в 1329-343 годах. Замок связан и с историей России – в 1717 году здесь скрывался от преследований отца царевич Алексей Петрович, а в 1799 году замок был символом неаполитанской республики.

Но для Саши самым радостным оказалось то, что к великолепным панорамным видам с самой верхней точки можно подняться на лифте.

– Вон-вон, смотри, Капри! – пожилая пара тыкала пальцами куда-то в глубь моря.

А внизу разливалось другое море – крыш и куполов, все теплых цветов, и это желтое и красное море сливалось с морем синим и обрамлялось темной зеленью. Кто там сказал – увидеть Неаполь и умереть?

Набродившись по замку и по бульварам Вомеро, Саша забрела в небольшой магазинчик, скорее домашнюю кулинарию, где продавалось и вино, и сыры, и готовая еда.

– Розарио, кудесник! Твои аранчини просто волшебны! – розовощекий, чернокудрый молодой красавец – мясник расплывался от удовольствия, слушая похвалы двух воздушных старушек.

Аранчини же сицилийская еда! – удивилась Саша, но поддавшись «рекламе» взяла домой два огромных оранжевых шарика, повернулась к сырному прилавку.

– Un etto di fontina, сто грамм фонтины, – попросила она у мясника любимого сыра.

– Синьора, какая фонтина? – всплеснул тот руками. – Моцарелла ди буффала, только привезли, свежайшая!

– А мне фонтину.

– Синьора, вы не понимаете, как можно брать фонтину, когда моцарелла тает! Умоляю, послушайте меня, синьора!

Саша послушала, и хотя она была совершенно равнодушна к моцарелле, то, что укладывал в пакет «кудесник Розарио» совершенно не походило на тот сыр, к которому она привыкла. От одного вида этой моцареллы текли слюнки, она казалась белым пухлым облаком каким-то чудом опустившимся на прилавок мясника.

– Хлебушка.

– Что?

– Хлебушка. А как же вы собираетесь есть мою моцареллу?

– А как ее надо есть?

– Хлеб только не режьте, его надо ломать большими кусками и поливать оливковым маслом и посыпать морской солью и сухой петрушкой, и фенхелем и розмарином… и помидоры… куда вы пошли, синьора, кто же берет эти помидоры, это же на салат! Вон те, маленькие, да-да, вы чувствуете аромат. синьора?

– Вино я ей уже пробила! – кричит седенькая старушка за кассой, наверняка mamma или бабушка – nonna красавца Розарио.

Саше осталось только рассмеяться.

Нагруженная совсем не тяжелыми пакетами они спустилась вниз по лестнице, останавливалась на каждом повороте и смотрела на сине-желто-красный Неаполь. А он становился все ближе. и вот она уже в двух шагах от дома, но после такой рекламы еды, как в маленькой мясной лавке холма Вомеро она уже не могла терпеть, и рухнула за столик первого же уличного кафе и попросила кофе, и…

– А еще нет! – Расплылся молодой официант.

– Чего нет?

– Ничего нет! Утреннее съели, остальное еще не испекли. Погоди!– он вернулся с тарелкой, на которой лежали два куска яблочного пирога.

– Бабушка испекла, завернула мне на обед. Но я потом перекушу, а ты, вижу, голодная!

Саша ела пирог, запивала лучшим в мире кофе и смотрела вокруг, на мотоциклы, лавки, магазинчики, бабушек с сумками на тележках, монахов, пышных девиц в джинсах под руку с брутальными кудрявыми пареньками, на развешенное белье, облезлые балкончики дома, из которого вырастал другой дом, и так до самого холма. На ярко желтую церковь и на мраморную Мадонну дель Монте Санто дель Кармело. Санта Мария дель Кармело печально смотрит на хаос вокруг, чуть склонив голову к постаменту с надписью: «сын мой любимый»…

А Он напротив. Раскинул руки над фантасмагорией балкончиков, карнизиков, благословляя здания, площади, лавочки зеленщиков и продавцов сумок, толпу, бегущую с электрички в метро и наоборот, весь хаос и неразбериху вокруг святой горы Монтесанто.

Te voglio bene assaje… Ma tanto tanto bene sai… – поет где-то в глубине квартала голос Карузо. А может, Поваротти.

Куда смотрел все два месяца капитан Маркон? Или венецианец не способен почувствовать то, что чувствует сейчас она?

Глава 4.

Карабинеры прочесывали квартал, показывая фотографию Бритты в лавках, магазинчиках и ресторанах. Все пожимали плечами, если кто и видел девушку, то ничего толком сказать не мог или не хотел.

Женщина подметала у входа в дом, рядом стояла коляска.

– Простите, вы знаете эту молодую женщину?

– К сожалению, нет.

Покачали головами и старухи, уже с утра сидящие на скамейке возле статуи Святого Франциска. Группа пареньков свистела в след проходящим красивым женщинам, рядом устроились на перекур строители, с соседнего здания свисали леса.

Две пожилых монахини, схватившись за руки, перебежали дорогу. Посмотрели на фото, покачали головами.

Чуть дальше вглубь квартала на деревянном стуле у входа в дом сидела древняя старуха. К ней подкатила коляску молодая женщина, старуха молча вынула откуда-то две швейных иглы, вставила одну в ушко другой, проговорила: Vacchi e contro e perticell agli vocchi, crepa l'invidia e schiatton gli ochi – Глаза в глаза и дыры в глаза, от зависти трескаются и глаза лопаются. Защита от сглаза.

На соседней улице расставили столы продавцы фруктов. Коты крутятся под ногами, мешаются, как будто им мало рыбных прилавков на углу. Дальше начинается все вперемешку, апельсины и сыр, обувь и белье, ряды сумок и джинсов. Но и там продавцы качали головами, действительно, что делать девушке, одевающейся в Гуччи и Прада на этих развалах. Но зачем-то она здесь жила!

Продавец винограда огляделся и шепнул:

– Эта девушка- подружка брата Паскуа.

– Какого брата Паскуа?

– Молодого монаха из церкви Чистилища. Он там недавно, новенький. Бедняжка, куда ему еще идти, как не в монахи.

– Это почему?

– А он калека, одна нога короче другой. И зрение такое, что очки не помогают. А иначе…

– Что иначе?

– Так