Ничто не стоит так дорого - Екатерина Николаевна Островская Страница 52

Глава семнадцатая

Картофельного поля не было. От него остался небольшой островок возле старой бани и дровника, накрытого листами серого шифера. Зато стоял новый дом.

Это была не обещанная соседом изба-шестистенок. Это был терем с остроконечной крышей, украшенный искусной резьбой. Резными были наличники, ставни и высокое просторное крыльцо, на котором уже располагался стол с самоваром. За столом сидели сосед Иван Егорович и пара мужиков в майках.

Игорь вышел из «Рендж Ровера» и помахал рукой старику.

– Это ты? – удивился Иван Егорович. – А то я смотрю, незнакомая машина едет. Один приехал, что ли? А где жена?

– Уволена за несоответствие занимаемой должности! – крикнул Гончаров.

– Ну тогда ладно, – махнул рукой старик, – а то я уж подумал, случилось что. Вдруг заболела. А ты заходи, чайку с нами выпей.

Гончаров поднялся на крыльцо, пожал руки мужикам, оказавшимся плотниками.

– Нас тут трое человек собирались работать, – объяснил один из них, – Егорыч сказал, что надо помочь хорошему человеку. А когда мы узнали, кому помогаем, то еще пятеро вызвались. Всего получается восемь. Так что быстро управились.

Гончаров уселся за круглый стол, а сосед налил ему чай в граненый стакан с подстаканником.

– Каждому российскому гражданину по закону положены тридцать кубов строевого леса бесплатно, – начал докладывать старик, – например, я и моя старуха такой возможностью не воспользовались, а потому пошли в районную администрацию, и там нам выписали порубочные билеты на шестьдесят кубов. Но не будем же мы с ней на старости своих лет сами лес валить. Я позвонил двоюродному племяннику в Архангельскую губернию, где он управляет леспромхозом, обрисовал создавшуюся ситуацию, и он согласился поставить мне эти кубы в обмен на наши порубочные билеты. И через два дня пригнал сразу аж три лесовоза. И ведь кубы – не сосна, не елка, а лиственница. Мы ее и на сваи пустили, и на стены. Да еще на стропила осталось. А кое-что обменяли на шпунтовую половую доску из березы…

Игорь пил чай, закусывая пирогами с какими-то ягодами.

– Вкусный пироги, – оценил он, – только с чем они?

– С морошкой, – ответил старик, – ее всегда у нас на болоте много было, а в этом году особенно. Жена сказала, что с одной кочки собирает чуть ли не треть десятилитрового ведра. Она и сейчас там на специальной табуреточке сидит… После обеда пойду заберу ее: она с двумя ведрами пошла. Мы же людям ее раздаем, варенье из нее делаем и тоже раздаем.

После чая сразу пошли осматривать дом изнутри. Гончаров, восхищенный тем, что открылось его взору, молчал и крутил головой. А Иван Егорович проводил экскурсию.

– Печку и камин я лично выложил. Я же потомственный печник, а в участковые пошел, потому что надо было кому-то, никто не хотел, так как никто не уважал тогда участковых. И ты попробуй только реквизировать самогонный аппарат: мужики за топоры, а бабы воют и вслед плюют… Но вроде у меня дело пошло. А печки я в свободное время за так людям ставил… Изразцы вот эти, что я тебе теперь положил, из Петергофа: там старый дворец ломали и все старье на свалку: мы с одним мужиком поехали и загрузили мой служебный «уазик» по самый брезентовый верх… Два раза съездили. Я в сарае у себя четверть века это добро хранил. Изразец голландский, семнадцатый век. Говорят, что во дворце у Меншикова, что на Васильевском, такие же… А ты мне ответь на один вопрос, который нас тут всех иногда мучает. Почему про тебя сначала хорошее говорят… мол, гордимся этим человеком, потом, мол, ты врагам продался и в оборотни записался. А теперь вот снова – герой. Вчера опять кого-то поймал. Моя бабка смотрела вчера и плакала, мол, Игореша так старается – ведь убьют его… Дура она, конечно, но я тоже переживаю… Ручки на дверях тоже из того же дворца, они бронзовые: там механизм запирания с секретом, можно самому запереться и обратно никак… Вот лестница на второй этаж, пока без балясин, потому что еще раздумываю, какие ставить: чугунные с завитушками, этот рисунок называется лоза… или обычные деревянные…

– Мне с вами не рассчитаться будет, – негромко произнес Гончаров.

– Что? – переспросил старик. – Это я тебе должен. Мы все тебе должны. Потому что ты за правду борешься. Ты думаешь, мужики сюда работать пришли за деньги? Они из уважения к тебе пришли. А уважения за деньги не бывает, чтоб ты знал. Тут один куркуль деревенский… ну не то чтобы совсем куркуль, но сам себе на уме, вдруг решил от сердца оторвать и принести тебе бочонок ставленого меда, а бочонок на пять ведер…

– Какого меда?

– Ставленого. Не знаешь разве, что это? Это же еще до христианства на Руси умели мед выбраживать, а потом ставили в погреб или в землю зарывали лет на тридцать или на сорок. А то и на все пятьдесят. А людские жизни тогда короткие были: то война, то мор… Так что бочки откапывали уже сыновья или внуки и снова ставили, но уже свои. А ведро это мера емкости..

– Я знаю, – кивнул Гончаров, – ведро – двенадцать литров, значит, бочонок на шестьдесят.

– Тяжелая бочка, – согласился сосед, – ее если и катить, то вдвоем. Но ставленый мед – удовольствие, конечно, не из дешевых. Этот куркуль хотел бочку продать сначала: ему внук насоветовал выставить ее на аукцион в интернет… А сколько просить-то за бочку? Ведь если по уму, то такой напиток куда дороже коньяка. Виноград же дешевый продукт, а мед – это богатство целое. И ведь что главное: мужик этот не знает даже, когда эту бочку зарыли. Там когда-то стоял дом его деда. Но деда уже нет лет пятьдесят, и подгнивший старый дом снесли еще в перестройку… Может, этому меду уже лет сто, а то и больше.

– Крепкий напиток?

– А я пробовал разве? Но, думаю, градусов двенадцать, потому что больше не выгнать. Можно, конечно, и крепче изготовить, но тогда придется хмель добавлять. А так туда идут только цветочный мед и ягодный сок в пропорциях на два литра меда один литр сока… На Руси ведь все напитки к праздникам из меда делали: питный мед, ставленый, хмельной, вареный, медовое вино, медовое пиво, сыта, сбитень, – старик загибал пальцы и, посмотрев на подполковника, закончил: – медовуха, опять же…

– Откуда вы все это знаете?

– Откуда, откуда? Сходил в Ветрогорск – там библиотека в Доме культуры, ну и прочитал. Умнее, конечно, от этого не стал, только устал очень: туда пять верст и обратно пять верст, а ноги они ведь не казенные – их беречь положено. А «Нива» моя вся развалилась от