Пойдем со мной - Рональд Малфи Страница 48

– Пожалуйста, – крикнул я ему вслед. – Прошу вас, выслушайте меня. Позвольте все вам показать. Позвольте объяснить.

Не сказав больше ни слова, он исчез в здании полицейского участка, оставив меня одного на кладбище. В окружении мертвых.

Глава одиннадцатая

1

Однажды ты сказала мне, что мы с тобой существуем за пределами этого мира, там, где пространство и время свернуты в клубок, а не идут по прямой линии. Мы всегда будем вместе, потому что всегда были вместе. Прямо сейчас мы проживаем все моменты нашей жизни одновременно. Ты говорила мне, что призраки – это путешественники во времени, не привязанные к «здесь и сейчас».

2

Уже совсем стемнело, когда я свернул на Арлетт-стрит и направился вдоль ее извилистого изгиба к нашему таунхаусу. Наш дом был единственным, на крыльце которого не горел свет. Даже свет уличных фонарей, казалось, отступил от него, как будто за время моего недолгого отсутствия – или, возможно, твоего, Эллисон, – он превратился во что-то нездоровое и совершенно непригодное для жилья.

Всю обратную дорогу из Ферниса я спорил сам с собой, стоит ли мне звонить в офис окружного прокурора и сообщать им о том, что совершил Херцель Лаверинг. И все же каждый раз, когда я убеждал себя поступить именно так, перед моим мысленным взором всплывало лицо Риты Ренфроу. Чип был прав – я снова нарушил покой Риты. Был ли я героем или злодеем в этой истории?

Как только я переступил порог нашего дома, меня приветствовали звуки песни «Voices Carry»[12], звучащие из умной колонки в гостиной. Они довели меня до слез прямо в прихожей. Я упал на колени и зарыдал, как обиженный ребенок. Не могу сказать, как долго я так просидел, но к тому времени, как я встал, пошел в гостиную и выключил эту чертову штуковину, уже прозвучало несколько песен. Не раздумывая, я выбросил ее в мусорное ведро на кухне.

Поднявшись наверх, я вошел в нашу спальню, бросил сумку с твоими материалами на пуфик в изножье нашей кровати, затем снял с себя всю одежду, полузакрыв глаза в темноте. Когда я забрался в постель, то чувствовал себя как человек, бредущий по выжженной пустыне. Как только моя голова коснулась подушки, разум погрузился в сон.

Той ночью мне приснилось много чего. Я не могу вспомнить большую часть своих снов, хотя я уверен – и эта уверенность рождается из опыта, – что многие из них были о тебе, Эллисон. Но они были испорчены вспышками кошмаров – я видел бледные, гниющие трупы, бредущие в темноте, словно наполовину живые; когда они приближались ко мне, с них на ковер в нашей спальне стекала черная речная вода. Я видел лица девушек с бильярдными лузами вместо глаз и беззубым оскалом. Невероятно высокий, невероятно худой мужчина стоял надо мной, пока я лежал в постели, его профиль представлял собой сочетание острых углов. Пока он смотрел на меня сверху вниз, его голова продолжала раздуваться, в то время как…

(газ)

…пар с шипением вырывался из отверстий в черепной коробке. Его глаза сверкнули серебром, когда он наклонился и обхватил мои яички ледяными длинными когтями, приблизил свою голову к моей и прошептал голосом, похожим на раскаты грома: динь-динь-динь, а потом сжал пальцы…

Я проснулся в темноте, весь в поту. Хотя и не в полной темноте: в какой-то момент, когда я метался в смирительной рубашке своих кошмаров, в нашей гардеробный зажегся свет. Это было похоже на прозрение. Из дверного проема исходило мягкое желтое свечение, отбрасывая полосу света вдоль ковра от одного конца нашей спальни до другого.

Я сел в постели, прислонившись спиной к изголовью, и не мог отвести глаз от освещенной гардеробной. Ты могла выйти из нее в любую секунду, Эллисон. Мое сердце бешено колотилось.

Свет в гардеробной горел все ярче. Я встал с кровати и стоял посреди спальни, обнаженный, мое тело холодело от покрывающего его пота. У меня сжалось горло, но, тем не менее, я смог выкрикнуть твое имя. Затаил дыхание. Ждал, когда ты выйдешь и скажешь «привет». Страстно желал этого. О, пожалуйста, пожалуйста. В тот момент я был согласен принять тебя в любой форме, в любом призрачном состоянии, в каком ты только пожелаешь предстать передо мной. Это не имело значения. В тот момент горе было настолько ощутимым, что я весь задрожал и подумал, что вот-вот развалюсь на части и рассыплюсь по ковру черепками; останусь лежать кучей, которая когда-то была человеком, и только ты, в своем призрачном величии, можешь превратить меня в нечто еще более изысканное и настоящее.

Но ты так и не вышла из гардеробной. Конечно нет. Я вошел внутрь, поморщившись от слишком яркого света. Потолочный светильник шипел и трещал, как реклама «Алка-Зельтцер». Интенсивность свечения была настолько велика, что я подумал, что лампочка вот-вот лопнет, но этого не произошло. Она продолжала гореть, испуская волны жара.

Единственным существом в гардеробной был дрожащий бледнокожий кретин с моим изможденным, убитым горем лицом, смотревший на меня из овального зеркала. Обнаженный, исхудав-ший, безумно уставший, загнанный, словно зверь. Дрожащий и испуганный, похожий на какую-то тварь, которую вытащили из панциря и теперь избивают.

– Эллисон, – прохрипел я. – Если ты здесь…

Если ты здесь, то что? Что?

Зззззз, отозвалась лампочка на потолке. Больше ни звука.

Я выключил свет и в кромешной темноте выскользнул из гардеробной. Когда я нащупывал путь обратно к нашей кровати, перед глазами все еще стояло пятно света от лампочки. Все тело дрожало. Наконец я добрался до матраса и провел одной рукой по мокрой от пота простыне, в это мгновение я увидел, что где-то еще в доме горит свет. Его отблеск отражался от стены в коридоре.

Я вышел из спальни. Свет горел в комнате в центре коридора – в нашем общем домашнем офисе, который теперь был только моим. Я покрался по коридору в сторону офиса, держась одной рукой за перила лестничной площадки, дыхание с хрипом вырывалось из сжатого горла. Я подумал об образе, который увидел – или вообразил, что увидел, – стоя в этом же дверном проеме несколько ночей назад. Уверенность в том, что ты сейчас находишься в той комнате, была настолько сильной, что я почувствовал, как нижняя половина моего лица расплывается в мрачной и ужасной улыбке. У меня руки чесались обнять тебя, а во рту был твой вкус, словно