Манифик - Тимур Александрович Темников Страница 47

несбывшиеся чаяния и надежды приковывали Агния к больничной койке, для того чтобы просто обколоть его антидепрессантами и спасти от отчаяния, которое накрывало его с головой той самой простыней на больничной койке. Однажды он обмотал ею шею, привязав другой конец к спинке кровати. Как он это умудрился сделать под всевидящим оком санитаров – осталось загадкой. Но то самое око исправило свою ошибку, когда Агний посинел и наверняка услышал шепот бога. Его вовремя отвязали, отправили на неделю в реанимацию, а потом еще месяц держали в палате надзора.

Поначалу он показался Исаю глубоким человеком. Пусть страдающим, пусть безвольным, но это можно было выровнять, из этого вытащить и заставить захотеть жить. Самое главное – он показался глубоким. Позже Исай понял, что ошибся. Он принес Агнию сочинение Ницше «Как говорил Заратустра», Исай уже наполнял свой мир разного рода философией, потому что к тому времени у него уже был хороший контакт с интерном Еленой. В книге была фраза «толкни слабого». Агний проникся и стал толкать. Толкал беспощадно. Бросал на стены дебилов в курительной комнате. Отбирал сигареты у шизофреников, когда те пребывали в иных мирах, а он считал, что в этом им не нужны радости жизни. Но однажды, когда к нему пришел эпилептик со свинцовым взглядом и выловил пальцами из миски с кашей куриную ножку, Агний молча сглотнул слюну. Он не понял главного: толкнуть слабого нужно в себе, чтобы стать сильным.

Исай был свидетелем того случая и после него прекратил всякое общение с Агнием. Тот пытался несколько раз наладить отношения, рассказывал, что если бы не семья, то обязательно основал бы свою рок-группу, которая бы натворила много шума не только в стране, но и в мире. Но Исай верил поступкам, слова для него были ничем.

Дальше он избегал общения с этим человеком и вконец убедился, что только Елена, которая уже стала его полноправным врачом, действительно является его другом. Но уже тогда знал, что от нее можно было ожидать всего. Сейчас он понимал, что скорее докторша прониклась к нему своим стремлением разглядеть в болезни здоровье, чем он поверил в искренность ее отношения. Но Исай был рад такому симбиозу. Знал, что однажды выйдет на свободу.

Он сел перед компьютером и сосредоточился на поиске Агния. Еще раз вспомнил, как тот пришел на седьмое представление. Своих будущих жертв Исай не пускал на шоу под разными предлогами. Агния просто развернула охрана. Он был так несчастен и безропотен, что не осмелился возразить даже взглядом. Исай тогда увеличил изображение его лица на экране и не увидел ни намека на протест в глазах этого человека. Тот лишь закивал, словно жертвенный баран перед закланием, и, исподлобья посмотрев по сторонам, зафиксировал свой взгляд на камере, которая передавала его увеличенный образ на телевизор Исая. Исаю на мгновение показалось, что тот все понял и интуитивно, а может, под влиянием какой-то высшей силы знал, куда обратить свой взгляд.

Тогда вдруг внутри Исая что-то мощное и страшное, как прибойная волна на рифе, сдавило тяжестью в груди, и многотонное чувство жалости пустило кровавую слезу прямо по венечной борозде сердца. Исай видел это все внутренним взором. Он смотрел на картину, происходившую в его организме, и ненавидел себя за собственную слабость. Потому вовремя взял себя в руки. Он знал, что никого нельзя жалеть, и в первую очередь себя.

Он понимал, что вся человеческая жалость состоит из собственных страхов очутиться на месте страдающего. Некоторые психологи, которых он прочел множество, называли такое переживание эмпатией. Но за многие годы Исай пришел к убеждению, что она, эмпатия, только вредит созреванию человека как личности. Она не позволяет человеку выйти за рамки стойла, отведенного ему в жизни то ли кармой, то ли обществом, то ли злой волей пастыря. Она не позволяет ему стать богом.

А Исай теперь почувствовал, что он не просто страж, отделяющий горе от счастья. Он бог. Бог Смерти, который забирает тех, кто не может быть счастливым. Потому что жизнь – это не страдание. Это – наслаждение реальностью. И тех, кто не хочет такое принять, нужно удалять из жизни, как строки из программы, переставшие поддерживать работоспособность системы.

Итак, он нашел улицу, дом, квартиру того несчастного. Зачем он пошел на перформанс Авроры – было непонятно. Жил один, выплачивал по долгам и работал по профессиям, не требующим навыков. Последний раз выгружал машину с товаром для магазина шаговой доступности. Наверняка получил за это бутылку и тысячу рублей сверху. Где он взял пару десятков тысяч на билет к Авроре, которые ему вернули наличкой, Исай мог только догадываться.

Исай не мог оставлять его в мучениях. Опыты с простыней, алкоголь и брошенность Агния всеми, видимо, только убедили его в собственной беспомощности. Поэтому Исай должен был спасти и его, и все человечество. Потому что теперь он стал Богом Смерти. А это не просто так!

Голос внутри заговорил своим металлическим оттенком, пахнущим кварцевой лампой, рождающей озон, и посвятил его в это звание, как во времена тамплиеров посвящали в рыцарство. Исай знал, что таких, как он, немного в расчете на всех живущих, но каждый из таких, как он, не «один из», а «великая божественная целостность и непостижимость», и потому на нем важная миссия.

Он отправился к дому по найденному адресу пешком, ему хотелось насладится своей новой сущностью. Даже не сущностью, нет. Это была его новая грань, прежде закрытая для его сознания. Новый уровень, на который он смог подняться благодаря своей жизни. Благодаря следованию своему пути.

Проходя мимо Чистых прудов, он заметил бабочку, пролетевшую возле его правого плеча, ту, что для Кастанеды была символом силы, и тут же заметил на ветке цветную гусеницу с синими полосками, которая была ее предтечей и пожирала листы деревьев, опустошая красоту, данную человеческому взору. Он понимал единство добра и зла и тот знак, который дает ему голос, который сейчас шептал что-то похожее на гимн или заклинание.

Да, по учению Дона Хуана нельзя было вмешиваться, по учению Дао оставалось только наблюдать, но ведь Исай теперь был бо́льшим, чем просто человек, для которого все эти учения предназначались. Теперь он был Богом Смерти. Богом, который избавлял тех, кто не способен идти под давлением их тягот. Богом, который спасал тех, кто не может осилить путь, изнывая от внутренней боли. Богом, который приносил тем, кто находился в ужасе, спасение в вечном забвении. Разве это не великая миссия для простого