Вероника Руа - Знак убийцы Страница 41

Автобус долго простоял в пробке, и Леопольдина уже бегом влетела в логово профессора Флорю. Тот наливал себе первую чашечку кофе. Всерьез озадаченный, он посмотрел на молодую женщину, которая, задыхаясь, вырисовывала руками нечто вроде прямоугольника.

— Итак, милая Леопольдина, вы освоили обезьяний язык? Очень интересная инициатива! Обучение глухонемых наукам действительно слабое место в «Мюзеуме».

Леопольдина махнула рукой и, немного отдышавшись, с трудом выговорила;

— Книга… Ньютона… забыла… здесь… не видели?

Немного ошарашенный этой бессвязной речью, профессор Флорю пригласил Леопольдину сесть и освободил стул, конечно же, заваленный бумагами и кляссерами.

— Отдохните минутку, Леопольдина. Вы выглядите утомленной… А знаете, я определил, как называется цветок, что был на шляпе королевы Англии! Не без труда мне далось это… Она может похвастаться тем, что заставила меня поработать, эта славная дама… Куда я подевал эту бумагу? — проворчал он. — Я же положил ее рядом… вместе с письмом того господина… Ну вот тут… А-а, вот она!

Леопольдина постепенно приходила в себя. Она смотрела теперь на море бумаг, которые лежали перед ее глазами, и думала, где сейчас может прятаться предмет ее вожделения. Она уже почти отступилась от своей затеи, когда старый профессор поднял знаменитый отчет о деятельности «Мюзеума» в 1979 году и вытащил листик, прикрепленный к письму канцелярской скрепкой. Леопольдина вытаращила глаза: под письмом лежал томик Ньютона! Она схватила его с радостным криком.

Профессор Флорю надел очки, оценив ее возглас как дань уважения его таланту ботаника.

— Спасибо, милая Леопольдина… Это Corrigiola litoralis, еще ее называют корригиолой песчаной, это вьющееся растение из семейства гвоздичных…

Леопольдина чмокнула профессора в щеку, и тот с улыбкой проворчал;

— Знаете, это не так уж и трудно было… По правде сказать, даже довольно просто… Достаточно было…

Но Леопольдина уже выскочила на лестницу.

Не без опасения она направилась к хранилищу редких книг, где Иоганн Кирхер назначил ей встречу. Его такое странное поведение наконец как-то объяснится. Она бросила взгляд на часы: 11 часов 12 минут. В общем, опоздание допустимое. Он это вполне заслужил…

Посмотрев на свое отражение в стекле, она убедилась, что костюм в порядке, макияж не пострадал, и твердой рукой постучала в дверь. Голос, его голос, пригласил ее войти. Кирхер сидел за широким письменным столом из темноствольной канадской березы, одетый, как всегда, безукоризненно. На спинке соседнего стула она увидела женский жакет.

— О, простите! Я вам помешала? — с тревогой в душе спросила она, демонстрируя полное равнодушие.

— Вовсе нет, — ответил хранитель с любезной улыбкой. — Мадам Жубер на несколько минут отлучилась.

Леопольдина подождала продолжения. Но Иоганн Кирхер все так же молча улыбался. Чувствуя себя все более и более неловко, Леопольдина начала разглядывать полки с книгами, под добротными переплетами которых, казалось, скрываются бесчисленные тайны. Пытаясь скрыть свое волнение, она хотела опереться на стол, и книжка Ньютона выскользнула из ее рук. Кирхер встал и осторожно поднял маленький томик, переплетенный в красный марокен.[60]

— «Collectiones ex Novo Lumine Chymico quae ed Praxin spectant — Collectionum explicationes», — продекламировал он. — Исаак Ньютон… Очень любопытная книга… и очень любопытная личность.

— В каком смысле?

— Так вот, вы, вероятно, знаете, что Ньютон, как и многие другие ученые его времени, интересовался самыми разными научными дисциплинами и не считал себя только физиком. Он был также астрономом и химиком. Но, что самое невероятное, эти науки были в его глазах второстепенные. Его настоящие поиски, которыми он больше всего гордился, были посвящены алхимии.

— Он искал философский камень? — с удивлением спросила Леопольдина.

— Ну, этого бы я не сказал: Ньютон знал, что он не в силах превратить свинец в золото. Но он думал, что материя обладает душой, и целью его исследований было поймать душу свинца, мышьяка или серы, чтобы разгадать тайну мироздания. Его открытия, касающиеся силы гравитации или притяжения тел, были ничто по сравнению с этой амбициозной целью: открыть душу свинца. Разве это не удивительно? — Иоганн Кирхер погрузился в раздумье, что делало его почти неотразимо обаятельным. — Я сказал бы даже: не печально? Душа свинца! Неужели один из величайших ученых в истории был вульгарным обманщиком? Вопрос возникает сам по себе. И эта книга, Леопольдина, — сказал он, постукивая по ней указательным пальцем, — эта редкая книга, не исключено, является доказательством того.

Неожиданно небо затянуло тучами, комната погрузилась в полумрак. Голос Кирхера, очень мягкий, зазвучал громче.

— И странно, что библиотека «Мюзеума» хранит у себя такого рода сочинения. Вы не находите, Леопольдина?

— Они свидетельствуют о научных поисках его времени, и вполне естественно, что такой солидный институт, как наш, хранит их. И вот доказательство — некоторые ученые интересуются ими. Представьте себе, что эта книга чуть было не затерялась, переходя из рук в руки. Я лично ходила забрать ее в лабораторию профессора Сервана. Этот господин сумел унести, я уж не знаю как, несколько книг, которые никогда не должны были бы покидать хранилище.

Иоганн Кирхер какое-то время помолчал.

— Профессор Серван? — потом спросил он бесстрастно.

— Да. И я не скоро забуду это. Мне пришлось чуть ли не вырывать ее у него из рук.

Иоганн Кирхер по своей привычке остановился у окна и, как бы размышляя, громко сказал:

— Но для чего профессору Сервану потребовалась книга по алхимии?

— Я не пытаюсь его понять. Он, право, слишком странный.

— В этом нет логики…

— У него ни в чем нет логики… Можно подумать, что он со своими генетическими опытами возомнил себя учеником чародея…

Кирхер резко повернулся к ней:

— Возможно, вы правы, Леопольдина… Ученик чародея…

Они переглянулись. Леопольдину начали выводить из равновесия его маневры. Зачем он попросил ее прийти сегодня утром? Чтобы поговорить об Исааке Ньютоне? Что он приготовил еще?

Она скрестила руки и словно бросилась в водоворот:

— А теперь я хотела бы задать вам один вопрос, если вы не против. И надеюсь, что на этот раз вы ответите мне откровенно: к чему были в тот вечер ваши объятия?

Он опустил голову и пробормотал:

— Я сожалею, Леопольдина. Я не хотел ранить вас. Но продолжать это мы не можем. Поверьте мне. Так будет лучше для вас… и для меня тоже. Но знайте, этот выбор для меня не легок.

— Почему? Хотя бы скажите мне — почему!

— Это невозможно.

В это время в коридоре послышались чьи-то шаги.

— А вот и мадам Жубер, — сказал Иоганн Кирхер. — Так вы догадались принести рукописи, о которых говорили мне? Рукописи Тейяра де Шардена?

Леопольдина разинула рот. Этот мужчина имеет поразительную способность в долю секунды сориентироваться в обстоятельствах.

— Рукописи… — пробормотала она.

— Я был бы счастлив ознакомиться с ними… Почему бы вам сейчас не принести их сюда?

— Да… хорошо… Кстати, вы нашли чемодан, который был с ними?

— Еще нет, Леопольдина. Но скоро найдем.

Дениза Жубер, главная хранительница библиотек, вошла в кабинет. Она удивленно и в то же время радостно взглянула на молодую женщину:

— А, Леопольдина. Как приятно вас видеть! Что вас привело сюда?

— Это я попросил мадемуазель Девэр прийти, — сказал Кирхер. — Нам надо обсудить вопрос о недавно найденном в завалах документе. Кстати, я удивлен, что некоторые работы находятся в хранилище. — И Иоганн Кирхер потряс томиком, который все еще держал в руке: — Вот, к примеру, этот: «Collectiones ex Novo Lumine Chymico quae ed Praxin spectant — Collectionum explicationes», труд по алхимии Ньютона.

— Право же, — сказала мадам Жубер, — нравится нам он или нет, но он составляет часть его сочинений. И он представляет большой исторический интерес. Мало того, это редчайший экземпляр. Насколько я знаю, таких в мире осталось только три.

— Все верно, — согласился Кирхер. — Тем не менее с точки зрения строго научной…

— Вы прекрасно знаете, мсье Кирхер, что в те времена еще не делали разницы между астрономией и астрологией.

— Вы правы, — ответил Кирхер, проходя мимо полок и оглядывая их. — Но что делают здесь «Завещание Николя Фламеля» или «Альберт Великий»? Это странно, мне кажется… Я бы даже сказал: неуместно…

Обе женщины смотрели на Иоганна Кирхера молча, словно загипнотизированные им. Леопольдина первой вышла из оцепенения.

— Извините меня, но я должна уйти. Я еще нужна вам?

Кирхер посмотрел ей в глаза:

— Нет, Леопольдина, это всё. Я благодарю вас.