Когда Алиса упала - Ким Тэйлор Блэйкмор Страница 40

– Я, пожалуй, пройдусь с Мэрион.

– Чудесно, – отвечает Кэти. – Тогда Тоби составит компанию отцу.

* * *

Ада выше меня. И тоненькая как тростинка. Когда мы вслед за остальными выходим в сад, она легонько барабанит по тыльной стороне моей ладони. Кэти, склонив голову, внимательно слушает Томаса. На ходу она обезглавливает розу, давит лепестки пальцами, разбрасывает их. При этом не отрывает взгляда от лица Томаса. Лайонел посадил Тоби на плечи, щекочет его, затем подбрасывает вверх-вниз, и мальчик визжит и хохочет.

Ада замедляет шаги и, проведя рукой по ветви плакучей ивы, поворачивается ко мне:

– Мэрион, ты понимаешь, что делаешь?

– Китти передала тебе письмо?

Она медленно качает головой и смотрит на остальных. Томас сорвал георгин персикового цвета и вручает его Кэти. Я чувствую отчаяние.

– Ничего?

– Она странная девушка. При первом посещении лечебницы я приняла ее за пациентку.

Я сглатываю желчь.

– Так письма нет.

– Может, сядешь? Ты такая бледная.

Она подводит меня к скамейке у искривленного дерева, раздвигает нависающие ивовые ветви. Мы скрываемся за ними, словно за занавесом.

– Вот так. Тебе лучше?

Свет здесь зеленоватый, как под водой. Мы точно в стеклянном пузырьке. Чуть колышущиеся ветви почти касаются земли. Ада молчит какое-то время, закусив нижнюю губу. Обмахивается веером, ждет. Потом спрашивает:

– Есть новости по твоему заявлению?

– Нет, не думаю, что констебль серьезно его воспринял.

– Я и не сомневалась. Если дело не касается карт, конокрадов или легких денег, его кладут под сукно.

– Откуда ты знаешь?

– Томас считает, что надо уделять больше внимания тем преступлениям, что не доходят до суда. Для него вопросы правосудия много значат. И его тревожит, что в Хэрроуборо на иные преступления закрывают глаза.

– Куда вы подевались? – кричит Томас от пруда.

– Я перегрелась, – звучным и спокойным голосом откликается Ада (сразу слышно – учительница). – Мы скоро к вам присоединимся.

Обмахиваясь веером, она возвращается к нашему разговору:

– В девять вечера, сказала Китти. В это время у них пересменка. На повороте дороги из Плезанта, у ручья Бау, там густой лесок. Тебя встретит мистер Стоукс.

Я удивленно смотрю на нее.

– В среду вечером, – уточняет Ада и поясняет: – В прошлый четверг мы должны были петь с пациентками хоралы. Но лишь немногих привели в столовую. И все в тот день были такие напряженные. Доктор Мэйхью остался послушать, хотя обычно уходит. Они с Томасом дружны. Иногда встречаются в Клубе реформистов. И в среду вечером встретятся.

– Когда мистер Стоукс будет ждать меня в лесу.

– Ровно в девять. – Ада смотрит сквозь паутину листвы, переводит взгляд на меня: – Ты уверена, что произошло преступление?

– Да.

– Что ж…

Шорох совсем рядом, рука Лайонела раздвигает ветви.

– Секретничаете?

Ада складывает веер.

– У женщин всегда есть о чем посекретничать, Лайонел. – Она улыбается и придвигается ко мне, так что наши плечи соприкасаются. – Но нет, мы лишь обсуждаем, когда Мэрион навестит моих учениц. Я пытаюсь уговорить ее выступить перед девочками в школе. Она может рассказать о том, как служила медсестрой, о прочих своих приключениях. Соблазняю ее покупкой нового платья.

– О да, разумеется. – Лайонел испуганно смотрит на меня: – Тебе нужно новое платье?

– Даже вдовьи наряды подвластны моде, – снова улыбается Ада.

– Я просто посмотрю, Лайонел.

– Покупай что хочешь.

– Тогда договорились. Если ты, конечно, согласна, Мэрион. – Ада встает со скамейки. – Как хорошо, что вы пришли за нами. Знаете, я бы еще угостилась вашими чудесными вишнями.

* * *

Когда Харгривсы садятся в коляску, Ада берет за руку Кэти, потом меня.

– До чего приятно было со всеми вами увидеться. А с тобой, Мэрион… с тобой мы встречаемся в среду. – Она натягивает перчатки и откидывается на сиденье, колыхнув юбкой. – Не сомневаюсь, что ты очаруешь моих девочек.

Томас щелкает вожжами. Под черной шкурой коня по кличке Морган пробегает волна, он пытается сорваться в галоп, но тут же переходит на размеренную рысь. Тоби бежит рядом, ведя рукой по веткам живой изгороди. Мистер Харгривс останавливает коня в конце недлинной подъездной дорожки, оглядывается, приподнимает цилиндр, и они выезжают на большую дорогу. Ада тоже оборачивается и машет нам рукой. Она ловит мой взгляд, лицо ее делается на миг серьезным, она кивает, и коляска скрывается из виду. Лайонел отмахивается от мухи:

– Как же они раздражают.

Потрепав Тоби по голове, он поворачивает к дому:

– Что насчет шахмат?

Тоби кивает и тащится за отцом.

– Спасибо, – говорит Кэти. Она смотрит на дорогу, на пыль, поднятую колесами.

– За что?

– За них. За компанию. – Вынув платок из-за пояса, вытирает лоб и шею. – Ты не представляешь, каково мне.

– Представляю. К нам домой приходили только ученики Бенджамина. На вечерние уроки. Другой компании у нас не было. Он запрещал.

– Почему?

– Стыдился.

Коляски уже не видно, но в воздухе еще висит облако пыли.

– Но теперь у тебя новая подруга. И она пригласила в гости тебя, а не меня, – говорит Кэти.

Дойдя до дома, она вдруг останавливается.

– Что я делаю не так? Можешь мне объяснить? – Глубоко вздохнув, она разводит руками и спрашивает: – Меня вообще кто-нибудь видит? Или все считают, что я второсортная замена первой жены?

Я сжимаю губы.

– Что ты хотела сказать, Мэрион?

– Ничего. Я ничего не хотела сказать.

Я прохожу мимо нее к крыльцу.

– Значит, ты тоже от меня отстраняешься.

– Я от тебя не отстраняюсь.

Споткнувшись на верхней ступеньке, я оглядываюсь на Кэти. Ее взгляд буквально пригвождает меня к крыльцу. Одиночество окутывает ее, и я думаю, что ей и в самом деле должно быть очень тяжело. Что на нее все смотрят искоса. Что сплетни в Тюри словно петля на шее. Я видела, как она сидит на диванчике в ожидании визитных карточек (которые никогда не приносят), прислушивается, не подъезжает ли карета (которые никогда не подъезжают).

– Я знаю, как тебе тяжело. Я благодарна…

– Я осталась здесь, после того как Пол… Я не прошу, чтобы ты меня любила. Но жду хоть подобия уважения в моем собственном доме.

– Это и мой дом был когда-то, – говорю я, распахивая дверь. – А вишня уже забродила.

* * *

– Меня не будет только одну ночь.

Я скатываю чулки и кладу их в открытый кожаный саквояж.

Тоби, обхватив ручку кресла-качалки, бьет пяткой в пол.

– Хорошо в шахматы поиграли?

Он вздыхает:

– Папа мне поддался. Он думает, что я не знаю. Но я же сразу понимаю, когда он врет. У него глаза вот так делают.

Тоби выпучивает глаза, моргает и снова выпучивает глаза.

Я смеюсь, опуская в саквояж блузку.

– А что ты там будешь