Вилье Де - Операция Апокалипсис Страница 40

- Как в соборе! - прошептала одна старая женщина, которая бывала в Мехико.

Пожилой кюре выгнул грудь колесом, заметив удивление прихожан. Этот ковер стоил ему трех часов мучительного торга с кюре из церкви Сент-Мари-де-Сим. Тем не менее, его собрат вытянул из него сто песо и обещание, что ни одно пятно не осквернит этот шедевр, который на самом деле был старым лестничным покрытием, купленным по случаю в мэрии.

Когда месса началась, раздалось легкое "ах!": из левого угла вознесся дребезжащий звук старого инструмента, аккомпанировавшего дюжине детских голосов. Старик кюре позаимствовал даже фисгармонию.

В подобном великолепии все совершенно забыли о вдове и ее детях. Несколько женщин тайком вышли и сообщили о диве остальным жителям деревушки.

Апофеоз случился, когда все начали шествовать перед гробом. Там лежал гигантский венок двух метров в диаметре с одной-единственной надписью: "Моему другу Фелипе. SAS".

Жителей деревни распирало от гордости при мысли, что у их Фелипе был друг настолько богатый, что смог понести такие расходы. В их глазах он продолжал оставаться всего лишь скромным полицейским, постоянно игравшим с огнем.

И совсем уж как сущее безумие, все присутствующие восприняли объявление кюре, сделанное притворно скорбным голосом, что отныне такая месса будет отслужена каждый год.

После мессы его обступили в ризнице любопытствующие, которые умирали от желания узнать, кто этот загадочный благодетель. Кюре воздел руки к небу.

- Я сам ничего не знаю. Это какой-то иностранец, которого я никогда не видел и даже не знаю, как его зовут. Высокий, светловолосый, одетый в черный с искрой костюм. Он говорил очень мало и носил большие очки, скрывающие его глаза. Он мне оставил некую сумму денег, чтобы я смог много лет служить такие мессы, и да хранит его Господь, я не растрачу оттуда ни одного сентаво. Но он не сказал мне, почему он это сделал.

Во время службы никто не заметил светловолосого незнакомца, стоящего за колонной. Когда старик кюре окропил гроб кропилом, он медленно осенил себя крестом, впервые после далекого детства.

Затем он на цыпочках вышел из церкви, сел в скромный серый "шевроле", снял свои темные очки и стер побежавшие на глаза слезы безупречной белизны платком.