Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова Страница 38

Мои братья, не желая уступать каким-то приезжим нахалам, подрались с ними, но те оказались погонщиками быков, и просто отдубасили обоих, отбив Сюаньгуну почки, а Сюаньцину перебили ноги. Беда была в том, что шичжоуские табунщики выкинули братьев из заведения прямо на снег, причем отволокли их на задний двор павильона. Обоих нашли только утром. В итоге брат Сюаньгун через месяц умер от обморожения, а братец Сюаньцин начал харкать кровью и тоже недавно скончался. Госпожа Ду Цао, моя «матушка», которой я обязан сорока ударами палкой по спине, слегла в горячке и сейчас висит между жизнью и смертью. Но это все труха. Главное, что Линь Юань, оказывается, отправил мне уже несколько писем с требованием вернуться под родной кров!

— А ты разве получал их?

— Нет. А это странно. Линь Юань, подстрекаемый матушкой Ду Цао, отрёкся от меня, и в городе об этом всем известно, но знает ли он, что меня усыновил Чень Цзинлун? Ему супруги могли об этом и не сказать, и тогда он отправлял мне письма на имя Линя Сюаньженя. Однако после того, как я стал цзиньши цзыди, я сам написал об этом Ченю Цзинлуну и получил от него письмо с поздравлениями, кроме того сообщение об этом обязательно пришло и городским властям: об этом всегда объявляется публично. А там должно быть указано, что я победил как Чень Сюаньжень, названный сын Ченя Цзинлуна. Тут уж Линь Юань должен был разобраться в ситуации. Чень Цзинлун пишет мне сюда, на мой адрес, на улицу Весенних рассветов. А куда пишет Линь Юань?

— Так ты теперь … единственный наследник своего настоящего отца?

— Вовсе нет, есть ещё Сюаньюань, мой старший брат. Он, правда, едва ходит, но жив же. И зачем я понадобился Линю Юаню, особенно после того, как он на весь город заявил об отсутствии родства между нами?

— Ты поедешь?

— Чень Цзинлун пишет, что будет здесь через неделю. Надеюсь узнать от него больше. Там явно происходит что-то странное. И кстати, мне сегодня на рассвете приснился Небесный лис Ху Ань, он говорил, что меня ждут неожиданные новости. Вот я и дождался. А что это ты читаешь?

Ван Шэн смутился.

— Это… это «Искусство брачных покоев»

— Зачем оно тебе?

— Я… просто теряюсь. Скоро моя свадьба, а тут столько тонкостей. Я половины терминов просто не понимаю, другую половину и понимать не хочу. Вот поза номер девять. «Совокупляющиеся зимородки». Женщина развела ноги в стороны, лежа лицом кверху. Мужчина сидит на ягодицах между ее трепещущими ногами, обнимает ее за талию и подтягивает ее вверх, его Яшмовый Корень находится на одной прямой с серединой «Струн лютни». Что такое Струны лютни? Дальше. Поза десятая. «Уточки-мандаринки». Госпожа лежит на правом боку, господин — прямо позади нее, тело его изогнуто к ней. Куда изогнуто? Их левые ноги подняты вместе, правые ноги вытянуты прямо вниз. Поза одиннадцатая. «Порхающие бабочки». Мужчина занимает позицию на спине, лицом вверх. Госпожа садится ему на живот, твердо упершись ступнями в ложе. Затем она двигается назад до его Яшмового Корня, потом соскальзывает по нему движением назад. Потом идут «Утки, летящие вереницей». Мужчина остается лежать на спине, но госпожа в это время садится ему на живот лицом к его ступням и обеими руками направляет Мужское Острие в Золотую Ложбину. Ну и причем тут утки? А остальные позы? «Лягающийся мул». «Лошадь, бьющая копытом по воздуху», «Прыгающая белая тигрица», «Цикада, цепляющаяся за дерево», «Феникс в полёте», «Козел, бодающий дерево»…

Сюаньжень расхохотался.

— Выброси эту ерунду!

— Но я боюсь! Что, если я в чём-то уступаю другим мужчинам? Вдруг я не подойду Лу Юншэнь и не смогу угодить ей?!

Сюаньжень улыбнулся.

— Ты подойдёшь. Вспомни, что ты — чжуанъюань, «образец для подражания во всём государстве». Кроме того, я видел тебя в бане. Чтобы ты не понравился женщине, она должна быть дурочкой. Лу Юншэнь — скромна, умна, мила и холодна. Ты сможешь угодить ей.

— Откуда ты знаешь, что она скромна и холодна?

— Она сказала о своей сестре, что та была человеком страстным и увлекающимся. Сказала, если ты заметил, с лёгким осуждением, а это значит, что ей самой не свойственны ни пламенные страсти, ни пылкие увлечения. Ну а раз так, от тебя никто не потребует знания дурацких ухищрений Благороднейшего Дуна.

— Дурацкие ухищрения? А ты сам не практиковал это?

Сюаньжень прыснул.

— Мой опыт невелик, я говорил тебе. Но кое-чем могу поделиться. В алькове следует быть расслабленным и спокойным, настроением твоим должна быть щедрость и безмятежность. Если пара гармонична, а чувство одинаково — ничто другое не важно. Мужчина и женщина должны сливаться в совокуплении, как течения в морях, иметь каждый свой путь, но оставаться частью великого потока. А если пара лишена истинных чувств, напрасны будут вычурные позы и старинные трактаты, и даже эликсиры Пяти Минералов или даосского Яшмового Огня тебе не помогут. Эти книги писали утомлённые развратом люди, пытавшиеся оживить давно умершие чувства.

— Легко тебе говорить о безмятежности! А я волнуюсь.

— С чего бы? Стать мужчиной с любимой, которую сам делаешь женщиной — об этом можно только мечтать.

— Звучит-то хорошо, но на деле…

— Никто не сделает это за тебя: придется тебе напрячь мускулы. Сохраняй покой. Придёт время, и цветы распустятся сами.

— Да понимаю я!

— Кстати, вот ведь странность… — снова расфилософствовался Сюаньжень. — Мои покойные братцы Сюаньгун и Сюаньцин лицами походили на госпожу Ду Цао, никогда не отличавшуюся красотой, при этом они всегда были уверены в собственной неотразимости. Для них несущественно было образование, они презирали меня за интеллект, всегда удовлетворялись лживыми похвалами матери и статусом отца. И это упрощенное восприятие себя создавало у них иллюзию превосходствая. Они искренне были уверены, что лишь дав себе труд родиться в семье богача, они имеют право претендовать на лучших учителей, лучших лекарей и лучших женщин. И их ничто не вразумляло. Когда я сдал экзамены в уезде, они сказали, что только такой дурак, как я, на это способен. Когда они видели, что я избегал певичек и весёлых домов, считали, что мне недостаёт мужской силы и непринужденности, чтобы нравиться женщинам, а когда Чень Цзинлун назвал меня талантом, говорили, что учитель сошел с ума. Но почему ты,