Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг Страница 38

Герберт Джонсон никогда не получает писем. На всем белом свете нет человека, который писал бы ему. Он как бы вне общества. Даже из Америки он не получил ни одного письма.

Почтальон и Йенс Йенсен часто толкуют об этом между собой. Тут какая-то загадка. Даже на рождество он не получил ничего — ну, хотя бы одну какую ни на есть открытку. Не может же быть, чтобы он ни с кем не знался. Где это слыхано, чтобы человек жил один как перст, без друзей, без родных?

Да и вообще непонятный субъект этот мистер Джонсон. Посмотришь — мирный, безобидный человек. Но он что-то слишком вежлив. Со всяким встречным и поперечным здоровается, снимает шляпу. Тут что-то неладно. И откуда у него так много денег? Кто его знает, что он натворил в Америке.

Такого же мнения жена колодезника. В первый же день, увидев его па шоссе, она почуяла в нем что-то жуткое, подозрительное. Она ни разу не разговаривала с ним и все же готова поклясться, что он убил человека и прячется от полиции. И она не делает тайны из своей догадки, а рассказывает о ней всем и каждому.

Да и Хагехольм в конце концов заподозрил, что с американцем не все ладно. Он высказал свою мысль Йенсу Йенсену:

— Ведь он же не ходит в церковь! Даже на рождество! Ну, а раз безбожник — значит, пропащая душа!

Он, Хагехольм, не может понять, как это Йенс Йенсен допускает, чтобы у него жил такой человек.

Герберт Джонсон не читает газет. Он не знает, что творится на белом свете. А происходят большие, важные события, о которых он даже понятия не имеет. В Королевском театре начали новый сезон, а он не знает, ни что ставится, ни что говорит критика об этих постановках. Люди едут за границу и возвращаются домой, какой-то актер отправился на остров Борнхольм, несколько режиссеров справили свой юбилей, а Джонсон понятия об этом не имеет, ибо не заглядывает в газету.

Раз в месяц он получает по почте маленькую местную газетку, но что в ней вычитаешь? Ничего, кроме объявлений о племенном скоте и яйцах под наседку, да еще стихи о временах года или творце. А всего чаще — заметки вроде следующих:

«Внимание! Если Йеспер Нильсен еще раз обругает мою жену, он будет привлечен к ответственности!»

Или же:

«Если собака Петера Андерсена опять заберется на принадлежащий мне участок, она будет застрелена без всякой пощады».

У Джонсона нет радио, которое бы держало его в курсе происходящих в мире событий, а также сообщало о подробностях жизни королевской семьи.

Но громкоговоритель Йенса Йенсена орет так оглушительно, что мистер Джонсон волей-неволей слушает через стенку сообщения со всего мира: «Слангерупская железная дорога перевезла вчера четыре тысячи двести пассажиров...», «В соревнованиях по плаванию среди женщин на дистанции 300 метров во Фридериксбергском бассейне Ранхильд Вегер установила новый национальный рекорд и плавании на спине со временем...», «Его величество король вчера прибыл в Слагельсе. Он был в превосходном настроении и приветствовал бургомистра, солдатские общества и союз стрелков, встречавших его с развернутыми знаменами...», «В Хольстебро скончался бывший владелец гостиницы Расмуссен в возрасте восьмидесяти двух лет...»

Известия о событиях всемирно-исторического значения проникают к Джонсону через стены, оклеенные затейливыми китайскими обоями: «...Хаддерсфилд выиграл вчера у Кембриджа со счетом 4:3», «Соревнования по боксу в Хермоде собрали большое количество зрителей. По всех весовых категориях бои проходили остро и интересно. В полусреднем весе Оге Нильсен выиграл по очкам у Свена Асмудсена. В наилегчайшем весе...»

Благословен господь за изобретение радио. «Кронпринц с супругой сегодня посетил выставку сыров в Форуме на острове Фюн... А теперь послушайте беседу с председателем датского союза борцов...»

Герберт Джонсон по вечерам сидит в продавленном плюшевом кресле. Горит керосиновая лампа с медными украшениями и матовыми стеклянными висюльками. За окнами стоит темная ночь, от ветра гудят телефонные провода, шумят плакучие ивы. Джонсон подбрасывает в печь дрова, недавно купленные им на лесопильном заводе. Он стал довольно умелым истопником, хотя и не учился этому делу в школе.

А через стену громкоговоритель доносит до него одно за другим сообщения о том, что творится на белом свете.

Впрочем, его это мало интересует. Сообщения эти заполняют комнату, но на него не производят особого впечатления. Однако в один прекрасный день он узнает нечто, сильно заинтересовавшее его. Он вскакивает с кресла и напряженно вслушивается. Он прикладывает ухо к стене и слушает, слушает... «У всех еще свежо в памяти ужасное самоубийство, происшедшее в октябре прошлого года на Амагерском полигоне, когда чиновник Теодор Амстед взорвал себя на воздух с помощью динамита. Одновременно с Теодором Амстедом исчез сорокашестилетний Микаэль Могенсен, проживавший на улице Розенгаде. Продолжая следствие по этому делу, полиция пришла к выводу, что оба эти человека были знакомы друг с другом и что существует связь между одновременным исчезновением того и другого. Согласно показаниям бывшего учителя гимназии Г. Шефа, Теодор Амстед и Микаэль Могенсен были однокашниками. Далее, полиция установила, что между ними были какие-то отношения, которые поддерживались вплоть до трагической смерти Теодора Амстеда и исчезновения Могенсена. Полиция допускает возможность преступления. На запрос редакции последних известий полицейский комиссар Таге Хадерслев мог лишь заявить, что полиция работает не покладая рук и надеется добиться успеха. Тому, кто может что-либо сообщить об исчезновении Могенсена, которого в последний раз видели в его квартире на улице Розенгаде в октябре месяце, полиция обещает награду в размере пятисот крон.

Приметы Микаэля Могенсена следующие...»

Глава 36

Уже несколько дней стоит трескучий мороз. Из окон сильно дует, и у Герберта Джонсона зябнут ноги. Догорают дрова в печке, но в маленькой комнате по-прежнему холодно. А по ночам у Джонсона зуб на зуб не попадает. Ему даже кажется, что простыни и тяжелая перина заиндевели.

С юго-востока подул колючий ветер. Пошел снег. Джонсон стоит у окна и с интересом следит за тем, как быстро