Кто вынес приговор - Алексей Фёдорович Грачев Страница 36

упомнишь... Шел снег, кажется... Вот о снеге и говорили... Колокола в небе звучали... О церкви, кажется, о колоколах... Ну и разошлись. Он своим тротуаром, а я в Глазной переулок. Помните, наверное, еще где моя квартира... В Глазном переулке... Ну да, может, и забыли, - тут же воскликнул он с какой-то радостью в голосе. - Ведь у вас каждый день столько происшествий... Тут и разбой, и грабеж...

- Разбой и грабеж, - повторил инспектор, стряхивая с полы шубы табачные крошки, налетевшие со стола Викентия Александровича. - А еще что-нибудь добавить насчет вашего сотрудника? Подозрительных не видели?

Значит, он, Егор Матвеевич, и тот Сынок стояли где-то в темноте. Возле забора или же за углом дома. Смотрели на них. Так бы и сказать сейчас инспектору. Инспектор бы вынул лист бумаги, написал в протоколе наверху фамилию Трубышева и занес бы показание.

- Нет, никого не видел, - торопливо ответил Викентий Александрович. Проходила дама, такая, в горжетке, в муфточках... Но, сами понимаете, рассмеялся он осторожно, - много ли в истории женщин, наносящих удар ножом в человека...

- Да-да... Кого-нибудь подозреваете?

Инспектор чуть склонил голову, прислушиваясь к шагам за дверями, там ходили сотрудники из других комнат, там слушали, там шептались бог знает только и о чем.

Викентий Александрович пожал плечами, трубка стукнула о зубы, и в его светло-голубые глаза явилось спокойствие, граничащее даже с иронией:

- И подозревал - не сказал бы, товарищ инспектор. Можно залить грязью человека, и зря. Знал я одного. Едва не застрелился из-за ложного обвинения. Хорошо, все выяснилось в благополучную сторону. Вероятно, какая-нибудь классовая месть. Он был из класса имущих. Мать из разорившихся дворян...

- Вы тоже в свое время были из класса имущих, - снова положил локоть на стол инспектор, снова глядя пристально и холодно в лицо Викентию Александровичу. - Вроде как подрядчик крючных работ. Владели большим домом на Духовской?

Викентий Александрович кивнул, попытался рассердиться:

- Все это известно в моем формулярном списке. Был... Но в старое время. Теперь, как все, на посту у народа, так, кажется, пишет наша губернская газета в передних колонках. И ничего удивительного, и ничего странного. Сколько бывших имущих перешло на сторону Советской власти, сколько специалистов из имущего класса. На табачной фабрике, знаю я, инженером работает Вахрамеев - из родни отцов города. Отличный специалист, Почему же его не принять на работу? А генерал Брусилов? Герой русской армии, так сказать, вознесение господне, а услуги народу - пожалуйста. И напрасно вы меня вроде как попрекаете прежним сословием.

Инспектор поднялся со стула. Он проговорил все так же холодно и все так же ощупывающе глядя на трубку Викентия Александровича, на его светло-голубые глаза, на аккуратную бородку:

- Прошу прощения, если чем-то обидел, гражданин Трубышев...

Он направился к выходу, а Викентий Александрович, поднятый неведомой силой, вскочил за ним следом:

- Как вы считаете, найдется тот, что с ножом?..

- Найдем, тогда скажем, - не обернулся инспектор. Хлопнула резко за ним дверь. Викентий Александрович вышел в курилку, здесь, в толпе своих сослуживцев, попытался быть развязным и разговорчивым. Он сочувствовал, он ахал, он стукал себя по лбу черенком трубки, сожалея, что в тот вечер не пригласил Вощинина куда-нибудь в ресторан, или в пивную, или, на худой конец, к себе домой...

- Как все в жизни может быть, - бормотал он соболезнующим тоном, иди мы вместе, и сейчас наш Георгий Петрович с нами пускал бы дымок в этой комнате... Вместо того... Ах, бог ты мой...

20

Тяжела стала лестница для Викентия Александровича. Как с грузом, поднялся наверх. Монетки-рыбки мелькнули в аквариуме и исчезли в траве. Так бы вот и ему, Викентию Александровичу. В траву. Постоял возле аквариума, погладил стекло, холодное, отпотевшее. "Камера, - подумалось. Так и камера из четырех стен..."

Отшатнулся, вошел в номер, в их номер. Сидели уже за столом Иван Евграфович и Дужин. Они смотрели на него. Молчали. Трубышев прошел к столу, сел. Потащил трубку из кармана, снова сунул ее в карман. Ухватил бутылку, налил портвейну. И отодвинул стакан. Взял вилку, ткнул в кусок осетрины, а есть не стал.

- Вощинина зарезали.

Дужин как-то странно поглядел на трактирщика. Тот погладил лоб ладошкой, точно проверял, нет ли жара у него.

- На Овражьей улице, - продолжал быстро Викентий Александрович. - Не тот ли Сынок? - вдруг обернулся он к Дужину. - Уж не приказание ли отдал...

- Не отдавал я приказов. Не судья, - хмуро бросил Егор Матвеевич. Не Окружной суд... А дело было...

Он покосился на Ивана Евграфовича, тот втянул ноздрями воздух. Хотел сказать, наверное, что опять тянет в отдушину вонью с кухни. Покряхтел, пожевал привычно сыр. Только сыр и ел Пастырев - имея нездоровые кишки. Сыр, да молоко, да теплый творог.

- Был у меня Сынок, - проговорил негромко Егор Матвеевич. - Вчера еще. Сказал, что пришил твоего счетовода. Хотел поговорить, а тот закричал. Стал рыпаться. Ну, а Сынок терпеть не может... Случайно все вышло. Точно накаркали мы... Но, может, и по делу. Сам же ботал, что завалится в другом городе, попалит нас всех сразу...

- Черт знает что, - пробормотал Трубышев. Вот теперь он выпил стакан вина, пожевал рыбы. Может, это, и верно, к лучшему.

В коридоре кто-то прошел, и они привычно все насторожились, повернулись к дверям. Всегда они в тревоге. До коих так будет?

- Наше дело тут маленькое, - наконец вымолвил Пастырев, - пусть Сынок и отвечает.

- Конечно, - обрадовался Викентий Александрович. - Все это нас не касается. Все это мимо нас... Мы приговор не выносили...

Он вдруг ощутил прилив аппетита, зажевал осетрину. Те двое тоже приободрились. Вот чему-то рассмеялся Егор Матвеевич, потянулся за портсигаром. Иван Евграфович стал рассказывать о вчерашнем вечере в "Хуторке", о том, как с ножом бросился мужик на какую-то свою сожительницу. Будто бы эта сожительница здесь, в трактире, укрылась в темном углу с каким-то посетителем, обнимались и, может, еще черт знает что там...

Иван Евграфович пошлепал ладошкой по лбу.

- Закроют мое заведение, чего доброго, за такие скандалы. И так власти десять тысяч рублей в год уравнительного налога берут. Разузнают о скандалах