Тайная академия слуг - Ким Иын Страница 33

Она говорила без запинки, словно человек, и правда проведший студенчество в Йеле.

– Если вспомнить, как было тяжело тогда, до сих пор мурашки по коже бегут. – Гымхи провела рукой по другой руке, заставив себя вздрогнуть. – Когда было трудно, помню, приходила полежать на газоне перед величественным и старинным каменным зданием и тихо плакала в одиночестве. Солнце садилось, закат окрашивал все золотом, а вскоре оно сменялось светом луны… Однажды шел дождь, и на фоне этого здания возникла огромная радуга; мне показалось, будто я попала в Средневековье. Йель научил меня, насколько жестокой и одновременно прекрасной может быть жизнь.

Конечно, нога Гымхи никогда не ступала на территорию кампуса Йельского университета; но сколько сил она приложила для того, чтобы соответствовать образу человека, проучившегося там! Ее учеба в Академии была настоящим адом. Сначала ей не давали есть, но потом она сама предпочла не тратить время на еду, а учиться. Сокращала время на все, что только можно. Она не спала и не ела. Все так делали.

Единственное отличие Академии от Йельского университета было в том, что из Академии мог выпуститься только один человек из всего класса. Чтобы стать этой самой выпускницей, Гымхи день за днем преодолевала себя и пределы своих физических возможностей. Ее тошнило, у нее шла кровь из носа, и из-за сильного головокружения она часто падала в обморок, чуть ли не каждый день.

Мир всегда был полон только темноты, а ее тело, стоящее у зияющей пропасти, не имело опоры. Каждую ночь с вот-вот готовой надломиться, болящей от усталости, изможденной душой она переживала одиночество, обиду и страх. Ее тело ныло и болело, каждая косточка была готова вот-вот сломаться. В такие моменты Гымхи лишь сильнее стискивала зубы. Из глаз текли слезы. Не было никого, кто поддержал бы ее, – только тесные объятия глубокого страха и голода. Стоя в темноте и вглядываясь в нее, она чувствовала, что надежда все отдаляется, что утро никогда не наступит.

Время текло безжалостно, не обращая внимания на ее страдания. После одного дня наступал другой, похожий на ад. Время не помогало и не мешало ей – оно было бесстрастным свидетелем. Этот бесконечный цикл настоящего был иногда страшнее, чем непроглядно темное будущее или полностью разрушенное прошлое. И все же Гымхи снова и снова вставала. Если б она сдалась, течение времени унесло бы ее в небытие.

Живя так, каждый день заставляя себя идти против себя же, Гымхи окаменела – даже слезы ее стали каменными.

Она преодолела все – и теперь находится здесь. Она готова защитить свою нынешнюю жизнь и свой новый статус любой ценой. Устранить все опасности и укрепить положение. Это единственная цель Чон Гымхи.

Когда она вспомнила свою прежнюю жизнь, ее тело задрожало, по коже побежали мурашки.

– Вы хорошо осведомлены. И мне почему-то кажется, что я где-то видел вас раньше…

– Наверное, мы несколько раз встречались… Я тоже думаю, что знаю вас – вы ведь могли проходить мимо «Дон Такос».

– Нет, я не об этом…

– Вы ступайте, я сама тут поговорю. – Видимо, Дохи надоело слушать эти чуждые ей воспоминания, и она поспешила выставить О за дверь. Тот, слегка фыркнув, вышел из комнаты. – Если вы думаете, что я соглашусь на ваше назначение на пост председателя фонда, то лучше вам перестать так думать, – сказала она, сидя скрестив ноги.

Председатель фонда – значительная должность. Управлять сотнями миллиардов в свое удовольствие, занимаясь культурными проектами – всякими концертами и выставками или стипендиальными программами… И при этом иметь уважение и почет. Для компании это место, где можно отмывать деньги, ведь они не облагаются налогами, а значит, тот, кто завладеет этим постом, завладеет и секретными средствами группы компаний. Фактически станет ее владельцем.

Чон Гымхи едва заметно улыбнулась, глядя на Дохи, словно на неразумное дитя. «Ну, что еще там у тебя? Раскрой свои карты. Ты действительно думаешь, что можешь тягаться со мной?» Дохи прочитала это в ее взгляде и выражении лица. Она вскочила, не в силах сдержать возмущение.

– Ты… Ты пришла в наш дом с умыслом, верно? Это из-за тебя умерла наша мама!

Чон Гымхи знала, о чем говорит Дохи. Та подозревала, что Гымхи, пока никто не видит, отключила дыхательный аппарат ее матери, чтобы занять ее место… Что ж, у таких подозрений были основания – вскоре после смерти первой жены Чон Гымхи стала секретарем Пэк Сончхоля, а затем и хозяйкой дома – его женой.

Но она этого не делала. Нет. В этом не было никакой необходимости.

Чон Гымхи устроилась личной помощницей жены Пэк Сончхоля. При устройстве на работу она подписала соглашение о неразглашении. Когда Гымхи пришла в дом, неизлечимо больной хозяйке оставалось жить максимум полтора года. Никто об этом не знал, кроме Пэк Сончхоля и лечащего врача. Ах да, и Академии. Там знали об этом с самого начала и потому разработали такой план: сначала завоевать доверие хозяйки.

Чон Гымхи заботилась о хозяйке морально и физически. Она буквально посвятила ей себя, оставаясь рядом 24 часа в сутки, став ее руками и ногами. Ее забота была искренней. Возможно, именно благодаря этой преданности хозяйка прожила на четыре месяца дольше, чем предполагали врачи. Ухаживать за умирающей почти два года – какое это испытание, невозможно понять, не пройдя через него.

Сама хозяйка тоже вряд ли наслаждалась каждым днем жизни, который поддерживался лишь благодаря аппарату ИВЛ.

– А ты знаешь?..

– О чем? – спросила Чон Гымхи.

Хозяйка, с трудом переводя дыхание, прошептала что-то. Чон Гымхи приблизилась, чтобы уловить ее слабый голос. Изо рта хозяйки шел отвратительный запах, словно от разлагающихся отходов. Чон Гымхи дышала через рот и крепко держала ее за руку. Она знала, что это могут быть последние слова.

– Каково умирать… Когда твои органы один за другим выходят из строя. Каждый день осознание того, что скоро умрешь, как яд, проникает в тебя. Ты ничего не можешь сделать. Но… когда боль становится невыносимой, вдруг понимаешь: ты все еще жива. Оказывается, боль, приближающая к смерти, – это и есть доказательство жизни.

От запаха, вырывавшегося из ее рта с каждым выдохом, было невозможно дышать. Это был запах смерти, которая уже глубоко укоренилась внутри, – запах заживо разлагавшейся плоти.

– Я знаю. Мое время пришло. Когда твой час наступит, ты тоже это поймешь. Осознание того, что ты кончаешься.

Чон Гымхи, проливая слезы, крепко сжала ее руку. Это были искренние слезы. Если б