Искатель, 2002 №11 - Станислав Васильевич Родионов Страница 3

Тамара вышла из книжного магазина, где купила брошюрку «Что делает женщину красивой?». И ойкнула: острое лицо почти ткнулось ей в грудь. Почти… Щупающий взгляд был острее. Он вместе с лицом пронзил бы ее, но Саша улыбнулся:

— Не узнаешь?

— Я испугалась…

— Нервишки-некудушки. Зайдем?

Он показал на вывеску. Кафе «Якорь». Не зал, и даже не залик, а просторная каюта. Четыре столика.

— Тамара, я перед тобой хвост выгибать не стану. Говорю без рихтовки: буду возле тебя кожу тереть.

— Не поняла…

— Общаюсь с блатником, говорить разучился. Хочу спросить прямо: гожусь ли в твои бойфренды?

Она замешкалась не только от неожиданности предложения, но и от неясности термина. Ей казалось, что бойфренд — это негр-лифтер.

Саша спросил подозрительно:

— Или ты ищешь жениха, у которого в квартире сделан евроремонт?

— Никого я не ищу…

Подошла официантка в синей пилотке и тельняшке. Саша приказал:

— Двести и двести два раза.

— Водки у нас нет.

— А кто просит водки? По двести мороженого и по двести шампанского.

В углу чернел громадный натуральный якорь. Посреди, упершись в пол и обмотавшись парусом, стояла толстая мачта, и поскольку потолок был зеркальным, казалось, что она бесконечно пропадает в небе.

— Томик, если наши с тобой жизни сплелись, как вон тот канат в углу, то мы должны знать друг о друге всю подноготную.

— Мне скрывать нечего.

— Ты запомни: я ревнив, как чеченец.

— Господи, Саша, второй раз встречаемся, а ты уже о ревности…

— Чтобы потом без приколов.

Принесли заказ. Говорят, кто как ест, тот так и работает. По еде вообще можно судить о человеке. Тамара много поддевала мороженого и лишь пригубливала шампанское; Саша бестолково макал ложечку в вазу, но шампанское выпил двумя глотками.

— Саш, я проста, как с моста. Про замужество рассказала…

— И больше мужиков не было?

— Был в «Химмаше», Максим Борисович, крупная птица, но через год расстались.

— Почему?

— Стыдился меня. На вечера, в буфет ходил не со мной, а с секретаршей. Однажды на презентации зашла речь об образовании. Я призналась, что окончила медицинский лицей. Ну, все заулыбались. А я возьми да похвастай: «Выпускники нашего лицея не только могут работать в Интернете, но и умеют читать». Все. Максима Борисовича как отрезало.

Саша заказал себе еще бокал шампанского. Невысок, немускулист и неярок. А выглядел в этом кафе хозяином. Неустрашимый взгляд, бледно-загорелая кожа, рубашка-поло, часы «Картье» на матовом браслете… И от него, перебивая духи и ваниль, пахло шашлыками.

— Дальше, Томик.

— Что?

— И все твои секспартнеры?

— Был еще один, — замялась она. — Там же, в «Химмаше». Но его можно не считать.

— Почему?

— Инженер, Мазин, пару месяцев общались.

— Давай цветную картинку.

— Влюбился, ходил как пес на веревке. А меня к нему не льнет. Хотя весь «Химмаш» о нас базарил.

Саша остро вгляделся в ее лицо. Тамара покраснела, догадавшись, что он ей не верит. О ее догадке догадался и он:

— Да, Томик, нестыковочка: с начальником крутила — «Химмаш» молчал, с инженером не крутила — «Химмаш» базарил. А?

— Да этот Мазин с телевышки свалился. Мужик с тараканами. Боялся всего. Никуда не ходил. Запрется дома и сидит, как медведь в берлоге. Из-за него я ушла с «Химмаша». Теперь работаю в больнице.

— С кем он живет?

— Один, сестра приходит его обихаживать.

Тамара не понимала интереса к Мазину. Чудаками пруд пруди. Хотя бы в том же «Химмаше». Один технолог коллекционировал рекламу, кандидат химических наук взялся писать сексуальные триллеры, да еще с матом, главный механик все лето варил варенье, спектроскопист рисует пейзажи… И она решилась на вопрос:

— Что тебе дался этот Мазин?

— Я должен знать все твои прежние связи.

Саша искал взглядом официантку, чтобы расплатиться. Тамара забеспокоилась, не зная почему. Нельзя им уходить. Конечно нельзя, потому что разговор не окончен.

— Саша, я рассказала, а ты?

— У меня как в кино: втюрился в красавицу.

— А она?

— В натуре, полюбила меня до расстройства желудка.

— Ну, а дальше?

— Сперва ее объявили «Мисс Города», а потом — во всесоюзный розыск.

Саша рассчитался с официанткой. Он явно спешил. Уже на улице Тамара спросила:

— На работу?

— Да нет, — досадливо отозвался он. — Знакомые поручили опекать старичка, которому под восемьдесят. Надо проведать. Сходишь со мной?

— Конечно-конечно…

Дом старичка оказался в двух кварталах. Саша шел молча и строго: к одному боку тесно прижимал Тамару, к другому тяжело прижималась его увесистая сумка. Квартира оказалась на последнем, пятом, этаже. Саша достал ключи — штук десять на колечке — и начал подбирать.

— Сколько хожу, а ключ не запомнил.

— А если позвонить?

— Он не ходячий.

Ключ подобрался. Они вошли в переднюю. Саша щелкнул выключателем и прошагал дальше, увлекая за собой Тамару. В десятиметровой комнате горел ночник, распыляя светлую мглу. На диване покоился старик, накрытый двумя пледами. Он приподнял голову и тихо опросил?

— Вы от Киры?

— Никак не может меня признать, — буркнул Саша и повысил голос до врачебно-начальственного: — Дед, как самочувствие?

— Сердце едва ворочается, боль…

— Сейчас вколем лекарство.

— А вы от Киры? — тревожно переспросил старик.

Не ответив, Саша открыл сумку и достал коробочку со шприцем.

Тамара удивилась:

— Саш, сам сделаешь укол?

— При моей работе надо уметь вправлять кости, приводить в чувство, перевязывать, принимать роды и даже извлекать из тела пули.

Старик привстал. Белесые редкие волосы, серая кожа и бесцветные глаза. То ли он ждал укола, то ли хотел что-то сказать. Саша протянул шприц Тамаре.

— Я плохо попадаю в вену. Уколи, ты же медсестра.

— А это что?

— Анальгин, снимет боль.

— Не много ли?

— Я уже колол…

И Саша прошел в другую, большую, комнату. Тамара взяла руку старика, слабую и едва теплую. Пульс нитевидный, явная недостаточность кровообращения. Тут нужен не только анальгин, тут нужен врач. Тамара нашла вену и сделала осторожный укол. Старик откинулся на подушку:

— А вы Киру знаете?

— Она кто?

— Моя дочь…

Старик закрыл глаза и глубоко вздохнул, словно его сморил мгновенный сон. Тамара сидела у изголовья. Ей вспомнились такие же тяжелые и долгие дни, проведенные у постели матери. Старик спал. На всякий случай она пощупала пульс — все такой же, нитевидный.

В соседней комнате не то двигали стулья, не то подметали. Саша вышел оттуда с недовольным лицом и грязными руками, черными, в земле. Отмыв их в ванной, он сердито бросил:

— Некому прибраться.

— А дочь Кира?

— Живет за городом. Ну, как старикан?

— Спит.