Укротить дьявола - Софи Баунт Страница 3

– Красивую птичку долго взаперти не удержишь, кто-нибудь да откроет клетку. Ева вернулась. Ее засекли в городе.

– Она здесь? – ужасаюсь я. – Подожди… Ева опять убивает? Эти убийства на ее совести?

– Да кто ж ее поймет, – Виктор гладит свою темно-русую щетину. – Но я надеялся, что ты поможешь подковырнуть крышку тайника и выпустить пару секретов этой семейки… они ведь тебя так лю-ю-юбят.

– Не то слово. Его тетя чуть не прострелила мне голову, а брат пристегнул наручниками к лестнице и обещал прикончить. У нас полная гармония, – фыркаю я. – Так ты теперь занимаешься делом маньяка, рисующего на зеркалах? Занятно.

– Я занимаюсь делом тайного общества вигилантов. Убийства подведомственны Следственному комитету, солнышко, а мы охотимся за теми, кто вредит по-крупному. Наша Ева убивала не только бизнесменов, но и… много кого еще. Мы знали, что за ее спиной стоит кто-то покрупнее. Так и оказалось. А сейчас я должен понять, имеют ли новые убийства отношение к старым, вот и все. Меня интересует лишь сообщество «Затмение», которое вершит какую-то непонятную справедливость над теми, кто достаточно влиятелен, чтобы уходить от ответственности. И для начала мне нужно найти нашу милейшую девочку-киллера.

– Я уже давно ничего не слышала ни о Еве, ни о Лео, – вздыхаю. – Мне нечем помочь.

– Сегодня я здесь по другой причине, – подмигивает Виктор и со значением смотрит на меня. – У меня для тебя подарок.

– Вряд ли я заслужила подарки, – виновато опускаю взгляд. – Я игнорировала тебя полгода.

– Это от чистого сердца, – усмехается Виктор, прикладывая руку к своей груди и слегка кланяясь. – Он тебе понравится. До того понравится, что ты либо побьешь меня, либо будешь прыгать от счастья.

Я смущенно улыбаюсь и объясняю, что нахожусь не в том душевном состоянии, чтобы выражать благодарность, но следующие слова Виктора разрывают меня на части и заставляют отшатнуться.

– А если подарок будет красив, как дьявол, и звать его будут Леонидом?

– Т-ты… – заикаюсь. – Если это шутка, то очень жестокая.

– Поехали, – кивает Виктор и открывает дверь автомобиля. – Нас ждут.

– Где?

– В психиатрической клинике, – таинственно шелестит он.

Глава 2

Привет, психушка…

– Зачем мы сюда приехали? – восклицаю, рассматривая серые стены психиатрической клиники. – Я думала, что ты пошутил!

– Какие шутки! – Виктор глушит двигатель «Мерседеса». – Я решил, что раз ты скоро доведешь себя до дурдома бесконечными переживаниями, то надо привести тебя на экскурсию по будущему дому.

– Видишь руку? – Я замахиваюсь. – Она вот-вот жарко поцелует твое самодовольное лицо.

Шестирко смеется и выходит из машины, галантно открывает передо мной дверь. В лицо бьет ветер, окуная в свежий аромат кленовых листьев.

– Пошли, моя горемычная принцесса. Выберем тебе комнату, пока их не разобрали. Год был тяжелый. Соседей будет много. Надо успеть занять лучшее место, чтобы с интернетом хорошим и без клопов, да? О, у них вообще есть одно ноу-хау для пациентов, подлежащих особому контролю, – комната со стеклянными стенами. Даже в туалете одиноко не будет. Берем?

– Поехали отсюда! На нас охрана смотрит!

– Да ты не переживай, я уже подобрал тебе отличный номер. Закачаешься! С видом на церковь: ну, вдруг поможет от одержимости всякими адвокатами.

– Плевать мне на Лео, повторяю!

Я захлопываю дверь автомобиля, едва не отбив Виктору пальцы.

– Стараюсь, стараюсь… а ты как всегда. – Он стучит в окно. – Ладно, раз тебе плевать, то пусть Лео дальше там сидит, а ты вой по вечерам над его фотографией. Поехали.

– В каком смысле? – спрашиваю и выбираюсь из «Мерседеса». – Лео здесь? Зачем ему быть здесь?

– Тебе же плевать, – фыркает Шестирко, сверкая мистическими золотыми радужками.

Я обиженно щурюсь. Виктор ставит машину на сигнализацию и кивает, чтобы я шла следом. По дороге он нахлобучивает на мою голову свою коричневую шляпу, приговаривая:

– Дополнительный груз. Чтобы тебя ветром не унесло. На вид весишь меньше, чем эта шляпа.

– Иди к черту, – рычу я, возвращая вещь на макушку хозяина.

Хотя приятно, что обо мне заботятся. Виктор будто старший брат. Мы даже похожи. У обоих русые волосы, нос с небольшой горбинкой и страсть попадать в переделки.

– Далеко не убегай. Местный контингент очень разнообразен: от Гитлера до зубной феи, и в это время они гуляют в общем зале, так что присосаться может кто угодно.

– Зубной феи?

– Угу, интересный типок, зубы людям вырывает и жрет их потом.

– Мило, – растерянно протягиваю я, почесывая бровь. – А Лео-то как связан с психушкой?

Я дергаю Виктора за рукав коричневого пальто, но он лишь улыбается и таинственно подмигивает, за что хочется его треснуть.

Мы поднимаемся на крыльцо клиники. К окну прилипает мужчина, похожий на Чебурашку. Он подает нам какие-то знаки, трется носом и ртом о стекло, оставляя влажные пятна.

Жители города не любят это место. В стенах клиники держат не только обычных шизофреников, но и опасных преступников, которые признаны судом невменяемыми и отправлены на лечение. Кто будет рад соседству с убийцами?

На карнизах щебечут птицы.

Фасад здания трудно разглядеть из-за разросшегося плюща. На окнах решетки. Это самое величественное и древнее здание в округе, оно пугает и восхищает своей уникальностью, чарует двумя красивыми башнями, колоннами и барельефами. Подобное едва ли увидишь в наше время. Город с каждым днем все больше превращается в муравейник из однотипных многоэтажек, а местная клиника – произведение искусства из прошлого.

Мы заходим в холл.

Я оттягиваю воротник толстовки. После прохладной улицы в помещении душновато.

Виктор рассказывает, что лечебница делится на два корпуса: платный и бесплатный. Они соединяются общей лестницей, имеют одинаковую планировку, но выглядят как инь и ян. С одной стороны – хламовник, а с другой – белоснежный отель со всеми удобствами.

Шагая по коридору, я разглядываю рисунки пациентов на стенах и слушаю звуки скрипки. Не похоже на запись. Это точно живая музыка.

– Подожди за дверью, – просит Виктор, когда мы доходим до кабинета главного врача.

Я киваю, а сама оглядываюсь в поисках того, кто играет на скрипке. Очень красивая мелодия. В припадке любопытства добираюсь до столовой, где обедают десятки пациентов, но меня они мало интересуют. Я не могу оторвать взгляда от парня на стеклянном балконе.

Это он играет!

Музыкант одет в белый костюм. На шее массивный золотой крест. Я прилипаю к стеклу, как тот псих на входе. Игра парня завораживает! И не одну меня. Пациенты тоже увлеченно наблюдают за скрипачом, некоторые вальсируют. Парень заканчивает мелодию, люди хлопают, и тогда он замечает, что я за ним слежу.

Хочется посмотреть на себя в зеркало, потому что моя внешность парня словно пугает: его серые глаза широко распахиваются, а губы приоткрываются. Кажется, он ошеломлен. Не знаю, чем мое присутствие его удивило, но ради приличия говорю:

– Вы очень красиво играете!

– Спасибо, – нежно улыбается он, поправляя упавшую на лоб челку. – Вы кого-то навещаете? Мы раньше не встречались.

Я еще никогда не видела у парней такого цвета волос. Пепельный блондин. Хорошенький. С аккуратными чертами лица. Из-под его опущенных ресниц разливается особенный свет, сияющий в серебристых глазах, точно луна. Сверхъестественный свет. Не человек, а упавший с неба ангел. И не одна я, кажется, испытываю на себе его чары, все пациенты и врачи следят за парнем, как за чистейшим произведением искусства.

– Наверное, – бормочу я. – А вы… пациент?

Он лучезарно смеется.

– Я священник. Посещаю клинику несколько раз в неделю, чтобы пообщаться с пациентами, чем-то помочь или выслушать исповеди.

Большой золотой крест переливался на солнце сверкающими бликами, как Млечный Путь.

– Церковь теперь еще и на скрипке проповедует?

– Музыка – это то, что способно коснуться души, – вновь улыбается парень и убирает инструмент в футляр. – Я играю на скрипке, гитаре и саксофоне, а еще пою для пациентов. Так между нами образуется связь. И я могу стать ближе с ними, дотронуться до их настоящей личности и понять, как помочь, что за демоны их преследуют.

Я, опешив, заставляю себя улыбнуться в ответ.

Сквозняк гоняет подол длинного пиджака парня и уносит ароматы абрикосового пирога: его неподалеку уплетают пациенты.

– Их душа в тюрьме их же разума, – задумываюсь я.