Неприятности в клубе «Беллона» - Дороти Ли Сэйерс Страница 3

Полковник Марчбэнкс сделал вид, что не расслышал. Уэзеридж считался клубным ворчуном, выделяясь даже на фоне этого сообщества доктринеров, страдающих расстройством пищеварения. Он вечно грозился нажаловаться комитету, изводил секретаря и на собратьев по клубу оказывал неизменный эффект застрявшей в пресловутом месте занозы. Все еще ворча, он возвратился к креслу и вечерней газете, а полковник вошел в телефонную кабинку и попросил соединить его с особняком леди Дормер на Портмэн-сквер.

Очень скоро он уже спустился в вестибюль через библиотеку и в самом низу лестницы столкнулся с Пенберти и Уимзи.

– Вы уже известили леди Дормер? – полюбопытствовал Уимзи.

– Леди Дормер умерла, – сообщил полковник. – Горничная говорит, что она мирно скончалась нынче утром в половине одиннадцатого.

Глава 3

На любовь закона нет

Спустя десять дней после этого примечательного Дня перемирия лорд Питер Уимзи сидел у себя в библиотеке, почитывая редкую рукопись: Юстиниан, четырнадцатый век. Книга доставляла ему тем большее удовольствие, что была в изобилии снабжена иллюстрациями сепией: рисунки отличались деликатнейшей утонченностью, сюжет – не всегда. Тут же, на столике, под рукою стоял графин бесценного старого портвейна. Время от времени Уимзи подогревал свой интерес глоточком-другим, задумчиво поджимая губы и неспешно смакуя ароматный привкус.

Раздался звонок в дверь. Его светлость воскликнул: «О, черт!» – и, навострив уши, прислушался к голосу незваного гостя. И, очевидно, остался доволен результатом, поскольку захлопнул Юстиниана и, едва открылась дверь, изобразил гостеприимную улыбку.

– Мистер Мерблз, милорд.

Вошедший, маленький, преклонных лет джентльмен, настолько соответствовал типу семейного адвоката, что и характер его не содержал в себе ровным счетом ничего примечательного, если не считать беспредельного добросердечия да слабости к мятным таблеткам от изжоги.

– Надеюсь, я вас не побеспокоил, лорд Питер?

– Нет, сэр, боже сохрани. Всегда рад вас видеть. Бантер, бокал мистеру Мерблзу. Счастлив, что вы зашли, сэр. «Кокберн» восьмидесятого года в компании и пить приятнее: в понимающей компании, я имею в виду. Знавал я некогда парня, который осквернял сей божественный напиток трихинопольской сигарой. Больше его не приглашали. Восемь месяцев спустя он пустил себе пулю в лоб. Не стану утверждать, что именно из-за этого. Но ему самой судьбой назначено было плохо кончить, э?

– Вы меня ужасаете, – серьезно возразил мистер Мерблз. – Много повидал я людей, приговоренных к виселице за преступления, которым, тем не менее, сочувствовал всей душой. Спасибо, Бантер, спасибо. У вас все в порядке, надеюсь?

– На здоровье не жалуюсь, вашими заботами, сэр.

– Отлично, отлично! Много ли нафотографировали за последнее время?

– Кое-что, сэр. Но лишь изобразительного плана, да простится мне такое выражение. В криминологическом материале, сэр, последнее время наблюдается удручающая недостача.

– Возможно, мистер Мерблз нас чем-нибудь порадует, – предположил Уимзи.

– Нет, – возразил мистер Мерблз, поднося портвейн к носу и слегка встряхивая бокал, чтобы всколыхнуть благоуханные пары. – Нет, не могу сказать, что так; не совсем. Не стану скрывать, что пришел в надежде воспользоваться вашими натренированными склонностями к наблюдению и дедукции, но боюсь… то есть уповаю… собственно говоря, нимало не сомневаюсь в том, что никаких осложнений сомнительного свойства тут нет. Дело в том, что, – продолжил он, в то время как за Бантером закрылась дверь, – возник любопытный вопрос касательно трагической смерти генерала Фентимана в клубе «Беллона», свидетелем которой, я так понимаю, вы стали.

– Если вы это понимаете, Мерблз, – молвил его светлость загадочно, – вы понимаете на порядок больше меня. Я не был свидетелем смерти; я был свидетелем обнаружения смерти, а от одного до другого дорожка долгая!

– Насколько долгая? – нетерпеливо подхватил мистер Мерблз. – Именно это я и пытаюсь выяснить.

– Вы очень любознательны, – отметил Уимзи. – Думаю, было бы лучше… – Он поднял бокал и задумчиво наклонил его, наблюдая, как вино тоненькими лепестками змеится от края к ножке. – Было бы лучше, если бы вы мне рассказали в точности, что желаете узнать… и почему. В конце концов… я член клуба… главным образом, конечно, семейные связи… но уж что есть, то есть.

Мистер Мерблз резко вскинул глаза, но Уимзи, казалось, целиком сосредоточил внимание на портвейне.

– Именно, – отозвался адвокат. – Хорошо же. Вот вам факты. У генерала Фентимана, как вам известно, была сестра, Фелисити, двенадцатью годами его младше. В девичестве она отличалась редкой красотой и своеволием, и составила бы блестящую партию, если бы не одно досадное обстоятельство: Фентиманы, при всем своем изобилии знатных предков, изобилием денег похвастаться не могли. Как было принято в те времена, все наличные средства ушли на образование сына, на то, чтобы купить ему офицерский патент в первоклассный полк, и на то, чтобы содержать его в полку с роскошью, якобы подобающей представителю семьи Фентиман. В результате на приданое Фелисити не осталось ни пенни, а шестьдесят лет назад для молодой женщины это было едва ли не равносильно катастрофе.

Ну, так вот: Фелисити надоело разъезжать с визитами в штопаных-перештопаных муслинах и в перчатках, не раз побывавших в чистке, – и у нее достало духа воспротивиться неутомимым проискам матери по части сватовства. Нашелся один кошмарный, дряхлый старик-виконт, изъеденный недугами и развратом, который охотно доковылял бы до алтаря с прелестным юным созданием восемнадцати лет от роду, и, стыдно сказать, отец и мать девушки из кожи вон лезли, чтобы заставить ее принять это безобразное предложение. Объявили о помолвке, назначили день свадьбы, и вдруг, к вящему ужасу всего семейства, однажды утром Фелисити невозмутимо сообщила, что вышла пройтись перед завтраком – и сочеталась браком, – с абсолютно неприличной поспешностью и скрытностью, – с неким господином средних лет по имени Дормер, – человеком исключительной честности, богатым, как Крез, и, – о ужас! – преуспевающим фабрикантом. Пуговицы, вы представляете? – из папье-маше или чего-то в этом роде, с запатентованной неломающейся ножкой, – вот позорное прошлое, с которым породнилась эта юная викторианская упрямица!

Естественно, разразился страшный скандал, и родители употребили все свои силы на то, чтобы расторгнуть ненавистный брак: ведь Фелисити еще не достигла совершеннолетия. Но Фелисити весьма успешно опрокинула их планы, тайком выбралась из спальни – боюсь, что спустилась вниз по лестнице в сад за домом, невзирая на кринолин и прочее, – и сбежала вместе с мужем. После чего, видя, что худшее уже произошло, – а Дормер, человек действия, времени не терял, так что очень скоро жена его оказалась «в интересном положении», – старики волей-неволей вынуждены были сделать хорошую мину при плохой игре – в лучших викторианских