Искатель,1994 №4 - Виктория Холт Страница 29

Франциск не стал бы терпеть постоянную опеку над собой. У Генриха все складывалось не так гладко. В детстве у него не было любящих родителей или сестры — была испанская тюрьма и насмешки надзирателей. Но вот женщина появилась и в его жизни — и появилась отнюдь не случайно. Она обладала всеми теми качествами, которые так привлекали его отца — умом и красотой. И влияние ее на Генриха было огромным.

Ненависть, которую питали друг к другу Диана и Анна, превосходила все, что могло быть порождено ревностью. Они обе были слишком умны, чтобы думать о том, кто из них красивее. Правда, это не касалось тех случаев, когда красота становилась оружием в борьбе sa власть, желанную для обеих.

По сравнению с Дианой Анна была более образованной женщиной. Она общалась с придворными писателями, художниками и так же, как они, интересовалась новой верой, которая начала распространяться по всей Европе. Анна была страстным защитником Реформации и во Франции имела много сторонников. Ее поддерживали, например, все женщины из свиты короля (а они были очень влиятельными дамами), ее дядя, кардинал Мелен-ский, и адмирал Шабо де Брион. Адмирал был не только ее идеологическим сторонником, но и близким другом. Анна, всегда выступавшая за равенство полов, не считала себя обязанной сохранять верность Франциску, тем более что сам король никогда не отличался этим качеством.

Диана, ярая противница реформаторской церкви, поклялась до конца бороться с новым религиозным движением. Монморанси, близкий друг Генриха, придерживался ее взглядов. Поддерживал Диану и кардинал Лотарингии, а также его племянники — очень энергичные молодые люди, сыновья герцога Гизского: Франциск, Карл и Клод. С такими покровителями Диана могла чувствовать себя достаточно уверенно, даже имея противника в лице самой влиятельной женщины двора.

Анна осознавала серьезность своего положения и не переставала думать о том, кто надоумил графа Монтекукули подсыпать яда дофину. Но выход у нее был один — ждать и при первой же возможности уничтожить соперницу. Дофин молод, его любовница стара, а жена не лишена обаяния.

И все-таки Анна не могла не отдавать себе отчета в том, что власть ее начинает ослабевать.

Когда Екатерина в сопровождении Генриха вернулась в свои покои, она тоже думала о грядущих переменах в ее жизни. Лицо ее было совершенно спокойным. Сцена казни, конечно, произвела на нее глубокое впечатление, но она умело скрывала свои эмоции. Генрих выглядел подавленным. Ему и раньше доводилось видеть смерть не менее страшную, но такого потрясения он не испытывал никогда. Особенно мучительным было сознание того, как много он получил со смертью брата.

Оставшись наедине с мужем, Екатерина с облегчением сказала:

— Как я рада, что все уже закончилось.

Он ничего не ответил, подошел к окну и уставился на аллеи дворцового сада.

Конечно, думала Екатерина, он тоже рад. Недавно был герцог, а теперь дофин. Вот она, королевская корона, — рядом.

Она подошла к нему и дотронулась до его руки. Генрих не шелохнулся.

— Виновный понес наказание, и мы должны постараться забыть обо всем.

Генрих повернулся к ней и посмотрел ей в глаза.

— А я не могу забыть. Он мой брат. Мы были вместе… в тюрьме. Мы любили друг друга. Я никогда не смогу забыть его.

Губы его задрожали, и Екатерина, увидев, что он немного смягчился при воспоминании о родном человеке, решила этим немедленно воспользоваться.

— О Генрих, я знаю, он был вашим любимым братом. Но вам вовсе не следует так убиваться. У вас впереди жизнь. Ваша супруга люби г вас и очень хочет… чтобы и вы любили ее.

Она сразу поняла, что допустила ошибку.

Генрих отстранился и твердо сказал:

— Я узнаю, кто убил его.

Екатерина вздрогнула, и он заметил это — быстро подошел к двери, будто желая отойти от нее подальше. Находясь рядом с вей, он не мог отделаться от своих ужасных подозрений.

— Генрих! Генрих! Куда же вы?

Она знала, куда он идет. Знала и то, что сдержанность — единственное ее оружие. Но уже не владела собой.

— Полагаю, я не должен отчитываться перед вами, — холодно сказал он.

— Вы идете к ней… опять к ней. Вы покидаете супругу в такой день… и идете развлекаться со своей любовницей.

Генрих начал медленно краснеть, глаза его потемнели.

— Вы забываетесь, — произнес он. — Я говорил, что мадам де Пуатье мне не любовница. Она мой лучший друг, чья рассудительность и здравый смысл помогают мне не обращать внимания на чьи-либо вульгарные выходки.

Диана, покинув королевский шатер в сопровождении своей свиты, размышляла о том, какое высокое положение займет она теперь при дворе.

Вернувшись в свои апартаменты, она велела служанкам помолиться о душе казненного графа и сама встала на колени рядом с ними. А когда молитва закончилась, попросила их помочь ей раздеться, объяснив, что после такого ужасного зрелища она неважно себя чувствует и хочет немного отдохнуть.

— Принеси мне, пожалуйста, подушку, Тереза. Спасибо. — Она всегда обращалась к ним вежливо и знала, что они по-настоящему любили бы ее, если бы не боялись, считая свою госпожу колдуньей. — Укрой меня пледом, Аннетта. И пожалуйста, последи за тем, чтобы меня не беспокоили.

Женщины нерешительно переглянулись.

— Что такое? — спросила Диана, разглядывая свои белые, унизанные перстнями пальцы. На указательном пальце ее правой руки сверкал огромный рубин — подарок Генриха.

— А если придет монсеньор герцог Орлеанский, мадам?

Диана в удивлении подняла брови. Щеки Аннетты заполыхали.

— Извините, мадам, — пробормотала она. — Я хотела сказать, монсеньор дофин.

— Если придет дофин, вы сможете войти и сообщить мне об этом. И тогда я скажу, приму его или нет. А всем остальным говорите, что я отдыхаю и просила не беспокоить.

Служанки ушли. Диана с улыбкой представила, как они обсуждают ее, недоумевая, почему она не изменила своего отношения к любовнику теперь, когда он стал наследником престола.

Герцогиня Этампская, эта наглая шлюха, будет изгнана со двора; она заплатит за все обиды, нанесенные Диане де Пуатье.

Кто же заставил Монтекукули отравить молодого Франциска? Действительно ли граф получил такой приказ от испанских генералов? Вполне возможно. Правда, многие думают, что в этом деле замешана молодая жена Генриха. Но французы готовы обвинить любого итальянца или итальянку, даже маленькую безобидную девочку. Просто наслушались историй про Италию и думают, что там все отравители и убийцы.

Негромкий стук в дверь прервал ее мысли.

— Госпожа, пришел монсеньор дофин.

— Попросите его ко мне через пять минут.

Служанки были в недоумении. Как она принимает дофина? Разве можно заставлять его ждать?

Диана взяла зеркало и взглянула