Тонущая женщина - Робин Хардинг Страница 29

помощью домработницы, приходившей раз в неделю). Бенджамин говорил, что ему подать на ужин, и я послушно покупала необходимые продукты и готовила из них заказанные блюда. Вечером я наряжалась к его приходу – то в красивое платье, то в школьную форму, но нередко встречала его обнаженной, в одном черном кожаном капюшоне. Одевалась так, как требовал он.

Для выходов «в свет» у нас имелся особый протокол поведения «на людях». Я должна была идти чуть впереди него, с правой стороны, на удалении не более трех футов. Когда мне нужно было в туалет, я спрашивала у него разрешение. Если он говорил «нет», я терпела. В ресторане он заказывал для меня блюда: палтус и пино-гриджио, чизбургер и кока-колу или зеленый салат и бокал воды. И я всегда все съедала. И всегда благодарила его.

– Будешь обращаться ко мне «босс», – потребовал он. – Слово безобидное, его вполне можно употреблять при посторонних. И в то же время оно будет выражать твое уважение.

– Хорошо.

– «Хорошо», а дальше?

– Хорошо, босс.

В присутствии других он называл меня «мисси». Старомодное обращение, немного снисходительное, но оно никого не удивляло. Только один раз вышла промашка. Мы тогда были на коктейльной вечеринке у одной из коллег Бенджамина, напористой женщины-адвоката по имени Миранда.

– Немного отдает патриархатом, не так ли? – заметила она.

– Немного, – с улыбкой согласился Бенджамин. – Но мисси нравится.

И никто не догадывался, что «мисси» созвучно слову «сабмиссив».

Прежние подруги постепенно исчезли, так как я не имела возможности уделять им внимание. Мариэль держалась дольше других, но мы с ней жили в разных мирах. Она по-прежнему была незамужем, ходила на вечеринки, радовалась жизни. Через какое-то время отстала и она. Приобретать новых подруг мне не дозволялось. Знакомых заводить было можно, даже необходимо, но только с разрешения Бенджамина. Женщины, с которыми мне дозволялось общаться, были супругами или любовницами его коллег. Муж предпочитал присутствовать при наших встречах, но иногда отпускал меня пообедать с ними или сходить по магазинам. И всегда требовал полного отчета: с кем, где, на протяжении какого времени. Иногда по телефону он отзывал меня со встречи, – просто чтобы испытать меня «на покорность». Я научилась мастерски на ходу придумывать причины для своих внезапных уходов.

Когда разразилась пандемия, губернатор ввел режим самоизоляции. Два месяца муж работал из дома, а я старалась не попадаться ему не глаза. В период действия режима масштабы домашнего насилия выросли во всем мире, и моя семья не стала исключением. Свой страх, беспомощность, досаду Бенджамин вымещал на мне. И, поскольку мои синяки никто другой видеть не мог, его издевательства становились все более изощренными. Я все принимала безропотно (у меня не было выбора), но моя смиренность вызывала у него одно лишь презрение. К тому времени, когда мы снова стали выходить в свет, муж возненавидел меня.

Тогда же он усилил надзор надо мной. У Бенджамина была своя служба безопасности, финансируемая его фирмой. Ведь как адвокат он представлял интересы криминальных авторитетов, и не всегда успешно. Ему нередко угрожали. Иногда и мне тоже. Бенджамин устроил пост охраны в конце нашей подъездной аллеи.

– Нейт будет тебя охранять, – объяснил он. – А также следить за тобой. И докладывать мне о любом твоем непослушании.

Вот тогда-то я и начала бегать по утрам. Наша улица упиралась в густой лесопарк. Охранник не мог следовать за мной в машине, а на своих двоих не угнался бы: я бегаю быстро. К моей радости, Нейт – грузный мужчина с сияющей лысиной на голове – исполнял свои обязанности без фанатизма. В его карих глазах иногда проскальзывали искорки дружелюбия. Возможно, он понимал, что я нуждаюсь в этих глотках свободы. Что я не исчезну, вернусь домой, поскольку бежать мне некуда. Труся по лесным тропинкам, я чувствовала себя свободной и раскованной. Какое-то время эндорфины не давали впасть в депрессию. Но в конце концов я не выдержала.

– Я договорился, чтобы тебя посмотрел психиатр, – как-то утром заявил муж. – Это мой товарищ.

Я послушно согласилась, но, разумеется, это была показуха. Я не могла открыть доктору Вияру всю правду о нашем браке. Он сразу доложил бы об этом Бенджамину. Врач расспрашивал меня о маме, о самоизоляции, об отсутствии мотивации. Порекомендовал найти какое-нибудь хобби. Прописал снотворное и седативы. Когда Бенджамин спрашивал меня об этих сеансах, я с притворной улыбкой отвечала:

– Мне гораздо лучше.

Но по ночам, когда я лежала без сна рядом со своим Господином, боль, душевная и физическая, возвращалась, накрывала меня с головой. День ото дня Бенджамин обращался со мной все более жестоко. Когда-нибудь он переусердствует, не сумеет остановиться. Долго такие издевательства я терпеть не смогу, но и уйти, подать на развод тоже нельзя. Ведь он меня убьет, сам так сказал. И мама моя тоже погибнет. Бенджамин перестанет платить за элитную лечебницу, и она зачахнет в обычной богадельне, а то и на улице. Благополучие мамы для меня было важнее, чем собственная жизнь.

Так что никуда я не ушла. Просто не знала, как вырваться из плена садиста-мужа.

Глава 26

Бенджамин диктовал, как я должна ухаживать за своей внешностью: французский маникюр, полная восковая депиляция, автозагар в зимние месяцы. По его указанию волосы я стригла до плеч и при нанесении макияжа использовала естественную цветовую гамму. Некоторую свободу я имела при выборе гардероба, а чувством стиля меня наградила природа. Если я оставалась в рамках установленных параметров, то обычно могла носить то, что хочу. Во всяком случае, на публике.

Благодаря занятиям бегом, я стала худой и жилистой, что Бенджамину не нравилось. Он настоял, чтобы я сократила ежедневные пробежки с пяти миль до трех и начала посещать тренажерный зал, наращивая мышечную массу. Я проконсультировалась с диетологом на предмет того, чтобы сформировать тип фигуры, какую желал видеть мой муж – пышную, с полными бедрами и грудью, – но при моем телосложении это было невозможно. А отказаться от пробежек было выше моих сил. Они стали моей единственной отдушиной. Только своим телом я еще и могла распоряжаться. Относительно.

Через полгода после свадьбы Бенджамин вдруг заявил:

– Я записал тебя на операцию по увеличению груди.

Я рассмеялась – что за бред?! – но Бенджамин не шутил. После короткой консультации с пластическим хирургом, который по совместительству являлся его приятелем, дата операции была назначена. Расстроенная, напуганная, я плакала, когда меня повезли на операционный стол. Бенджамин внедрялся в мое тело, залезал мне под кожу. Импланты, которые он выбрал, для моей фигуры