Стеклянный дом - Сара Пекканен Страница 26

– Что случилось? – спрашиваю я.

В горле жжение и сухость. Мне очень хочется пить, однако в ногах такая слабость, что я даже не пытаюсь подняться – наверняка упаду.

– Нам позвонили и сообщили, что какая-то женщина по этому адресу зовет на помощь. Мы предприняли много попыток докричаться до вас, прежде чем выбили дверь.

Перевожу взгляд на пузырек с безрецептурным снотворным, стоящий на тумбочке. Я приняла одну таблетку примерно в полночь.

Офицер осматривается и замечает таблетки.

– Наверное, у меня был кошмар, – шепчу я.

Во сне я смотрела в пустые глаза мамы и, пытаясь растолкать ее, ощущала холод ее кожи. Именно в этот момент оглушительный стук в дверь разбудил меня.

Офицер выпрямляется.

– Мы будем патрулировать ваш дом этой ночью, – говорит он мне. – Но вам необходимо как можно скорее вставить дверь.

* * *

Спустя два часа я, свернувшись калачиком на диване, грею руки о кружку кофе. Этой ночью я больше не усну. Натянув тренировочные штаны и флиску, я проводила полицейских до двери и увидела, что на другой стороне улицы столпились соседи. Они не отрывали глаз от моего дома, их дыхание превращалось в крошечные белые облачка, тающие в чернильной ночи. Интересно, кто из них вызвал копов?

Дверной проем забаррикадирован тяжелым шкафом, но холодные порывы ветра прорываются сквозь щели. Придется пользоваться черным входом, пока не найду слесаря, который починит дверь.

Я заворачиваюсь в одеяло, на ногах – пушистые носки. Мне никак не согреться. Я не могу оторвать взгляда от картонной коробки на журнальном столике, что стоит передо мной. Тетя вручила ее мне, когда я покинула ее унылый враждебный дом в день своего восемнадцатилетия. С тех пор коробка хранилась в шкафу. Это все, что у меня осталось от семьи.

Мои попытки держать прошлое под замком явно терпят неудачу, раз я кричу во сне так, что меня слышат соседи. Несложно понять, почему всплывают мои старые страхи: подозрительная смерть, онемевший ребенок – образы моего детства снова проступают сквозь пелену времени. Все, что я крепко заперла на три десятилетия, вырывается наружу.

«То, что мы пытаемся похоронить, обычно больше всего нуждается в солнечном свете». Это сообщение Челси прислала на мою голосовую почту, когда я прекратила ходить к ней на сеансы. Ее слова показались мне тогда бесцеремонными и резкими. А теперь я понимаю, что в ее голосе было сострадание.

Детство преследовало меня всю взрослую жизнь. Может, настало время обернуться и наконец взглянуть своим страхам в лицо?

Я беру кухонный нож, лежащий рядом с коробкой. Перерезаю старую упаковочную ленту, и перед мысленным взором возникает Люсиль, которая делала то же самое у себя на кухне. Мысленно начинаю дополнять эту сцену: Роуз сидит на диване, поворачивает голову, чтобы проследить за столь желанным острым канцелярским ножом.

Тут же стираю эту картинку в своей голове. Мне придется много думать о Роуз и тех тяжелых испытаниях, которые ей предстоит пережить в ближайшие дни. Но эти мрачные, безрадостные моменты ожидали и другого ребенка. Ту маленькую девочку, которой была я.

Дотягиваюсь до крышки коробки, и меня охватывает смятение, как и в тот раз, когда я выдвигала ящичек в шкатулке Роуз. Я знаю и одновременно боюсь того, что увижу.

Сверху лежит мой детский фотоальбом. Сердце колет, когда я открываю обложку и вижу красивый почерк мамы. Она все запечатлела. Вот моя первая улыбка, когда мне исполнилось две недели. Папочка говорит, что это газики, но мы с тобой знаем, что ты мне улыбалась. Моя первая твердая еда. Четыре ложечки рисовой каши… и ты почти всю ее выплюнула. Наша девочка уже разборчивая. Локон волос после первой стрижки; тесьма, которой закреплена прядка, износилась и пожелтела с годами.

Я листаю страницу за страницей, иногда провожу кончиками пальцев по словам, написанным мамой, и сердце сжимается. С меня будто кожу содрали, и ничто не может успокоить мои оголенные нервы.

Долго смотрю на одну фотографию: я пробую торт на свой первый день рождения – и на моем лице светится неподдельный восторг. Немного кособокий торт залит шоколадной глазурью домашнего приготовления, наверху розовой глазурью выведено мое имя. Сижу между мамой и папой; оба улыбаются, глядя на меня, а не в камеру.

Я обхватываю живот руками и сгибаюсь пополам. Меня так колотит, что кажется, я вот-вот рассыплюсь, как стеклянная колба, брошенная на цементный пол.

Мама сильно меня любила – в этом нет никаких сомнений. Вопрос, слетающий с моих губ, повергает меня в шок. Не только потому, что я говорю это вслух, но и потому, что голос звучит надтреснуто и слабо. Это голос горюющего ребенка.

– Почему ты меня бросила?

22

Мне срочно необходимо прийти в себя. На рассвете я зашнуровываю кроссовки и отправляюсь на отрезвляющую пробежку на четыре мили по заброшенному железнодорожному пути Кэпитал-Кресент-трейл. Здоровый завтрак в виде каши из цельного овса с голубикой и грецкими орехами еще больше приводит меня в чувство. Я включаю плейлист с любимым классическим роком, и музыка звучит во время уборки кухни и двух загрузок стиральной машины. К тому времени, как я договариваюсь с мастером об установке новой входной двери, мои травмы прошлого уже возвращены на свои места, хотя удерживающий их засов больше не кажется надежным.

Теперь я готова сфокусироваться на работе. Моя миссия остается неизменной: я должна помочь своему клиенту. Но помощь, которая необходима Роуз, может быть иного рода, чем я изначально предполагала.

Вот что я знаю о родителях девочки: они любят свою дочь и оба соврали, чтобы создать благоприятный образ Роуз. Они словно проецируют на нее привлекательную голограмму. Выдают ее за жертву, которая временно не посещает школу, чтобы быстрее восстановиться после полученной травмы.

Вот что я знаю о Гарриет Баркли: она очень сильно оберегает свою внучку и невольно или преднамеренно солгала, уверяя, что Роуз никогда не ходила на третий этаж к Тине. И на момент ее смерти Гарриет обеспечила внучке алиби.

Есть еще один человек, способный из первых рук рассказать о мгновениях, предшествовавших смерти Тины, – подруга, с которой она говорила по телефону. Мне кажется, детектив Гарсия была столь многословна, потому что хочет, чтобы я копала дальше. Она сообщила эту интересную деталь, поскольку знает: у меня есть возможность получить информацию от Иэна и Бет, а у нее такой возможности нет. Детектив Гарсия не назвала имени подруги Тины. Но я знаю, кто может это сделать.