Умница - Хелена Эклин Страница 25

– Это все равно слишком много.

– В пределах нормы.

– Но, может, все же проверить щитовидку? Мне правда кажется, что у нее отекло лицо, а голос стал хрипловатым. Вы разве не замечаете?

Доктор Флейшман покачала головой.

– При гипотиреозе мы бы увидели замедление роста. А у нее, как видите, он ускорился.

Я все-таки уговорила доктора назначить анализ крови на гормоны, хотя Стелла терпеть не могла иглы.

– А вдруг это… опухоль мозга? – прошептала я.

Доктор Флейшман снова покачала головой.

– Для таких подозрений нет никаких оснований.

– А может, у нее синдром Прадера – Вилли? – не сдавалась я. Ночью я наткнулась на статью об этом редком заболевании, вызывающем у детей патологический аппетит.

Доктор Флейшман вздохнула.

– Знаете, я всегда прошу родителей не гуглить детские симптомы, – с улыбкой сказала она. – Здоровый жирок – это нормально, но интернет легко вам внушит, что дело, скажем, в почечной недостаточности.

– То есть вы подозреваете почечную недостаточность? – переспросила я с тревогой.

Доктор Флейшман в очередной раз покачала головой.

– Конечно, нет. Это просто пример.

– И не стоит запирать холодильник на замок?

Доктор изумленно вскинула брови.

– Ни в коем случае. В ее возрасте нельзя ограничивать питание. Подождем результатов анализов, но, честно говоря, выглядит она совершенно здоровой. – Она что-то дописала в медицинской карте Стеллы и непривычно холодно с нами попрощалась.

В лаборатории Стелла и глазом не моргнула, когда медсестра ввела ей иглу под кожу. Может, доктор Флейшман права и моя тревога напрасна, подумала я. Но образ тех птиц в заповеднике – тех, что сидели на жердочках, не взлетая, – не выходил у меня из головы. Казалось, это были уже не те птицы, что когда-то парили в небе: они словно бы утратили свою дикую природу.

18

Я договорилась о срочной встрече с мистером Макнотоном, учителем Стеллы, и предупредила Ирину, что в следующий раз мы с Питом заберем дочь сами. Раз дело не в болезни – возможно, что-то не так в школе.

В половине четвертого Стелла вышла из здания. Ее замызганные носки и кроссовки резко контрастировали с кружевными чулочками и лакированными туфельками Лулу, которая шла рядом. Лулу что-то шепнула на ухо другой девочке, и они прыснули. Стелла улыбнулась, но как-то отрешенно. У меня сжалось сердце. Еще пару месяцев назад она, скрестив ноги, сидела на скамейке и увлеченно читала толстую книгу, спрятавшись от всего мира за длинными непослушными волосами. А теперь…

– Пит, а тебе идет борода! – подметил знакомый голос. Это была Эмми – на этот раз в облегающем платье в полоску. Я поморщилась. С утра я старалась проводить Стеллу в школу как можно быстрее, а после уроков ее забирала Ирина, так что с того дня, как Эмми забанила меня в ДНШМХ, мы с ней не пересекались. Она поприветствовала меня кивком, как ни в чем не бывало, словно она никогда и не называла меня «поехавшей».

Ладно, значит, играем в игру под названием «ничего не случилось». Я кивнула в ответ. Эмми стояла ближе к Питу, чем ко мне.

– Лулу хотела бы сделать парный костюм со Стеллой на Хеллоуин, – обратилась она к моему мужу. Эмми всегда таяла в его присутствии. Пит выделялся среди других уже не совсем молодых папаш точеными скулами и американским дружелюбием, но сам этого не замечал и потому казался еще привлекательнее.

– Ого! – воскликнул он. – Отлично! А кем они будут?

– Шарлотта, тебе ни о чем беспокоиться не придется, – уточнила Эмми с напускной заботой в голосе (хотя на самом деле она скорее хотела сказать: «Только попробуй сунуться»), а потом снова повернулась к Питу и продолжила: – Я обожаю такое! – Эмми вела в соцсетях блог под забавным названием «Икоточка», и там она частенько делилась фотографиями с детских праздников, прогулок и, конечно же, снимками восхитительных костюмов, которые шила для Лулу и ее младшей сестренки.

– Может, Стелла побудет у нас пару часов? Я сниму мерки, а потом девочки немного поиграют, – предложила Эмми.

– Спросим у Стеллы, – ответила я, воображая, как ее заставят делать колесо и смотреть видео про японские прически. Лулу лет с шести вела себя как подросток. Я отвела Стеллу в сторонку и тихо спросила: – Хочешь поехать к Лулу?

Хотя заранее знала ответ.

– О да.

Когда Эмми усаживала Стеллу и Лулу в минивэн, я заметила, что Пит украдкой вытирает глаза.

– Ты чего? – прошептала я.

– Прости, – ответил он и заморгал. – Просто не верится, что она сама захотела в гости. Такой огромный шаг для нее.

Я кивнула, чувствуя странную пустоту. «О да». В последние месяцы Бланка тоже мне так отвечала на каждую просьбу, но ровным счетом ничего не делала.

Мистер Макнотон встретил нас и проводил в класс. Невысокий и пышнотелый, с густой бородой и очками в черной оправе, он напоминал персонажа из книг Беатрис Поттер. Забавно было думать, что под его коричневым твидовым пиджаком скрывается пушистый серый мех, а живет он в норке под кустом, за крошечной синей дверцей.

Мы устроились на низких стульчиках вокруг небольшого стола. Мистер Макнотон улыбнулся и сказал:

– Сразу хочу вас успокоить: со Стеллой все прекрасно. Я тут подготовил ее работы, взгляните сами. – Он разложил перед нами листочки: несколько задач на деление, которые она могла решить еще пару лет назад, незамысловатый рисунок корабля викингов и письменное упражнение, в котором нужно было расставить запятые, а затем придумать свое предложение по образцу. Почерк был аккуратным и мелким, хотя раньше Стелла всегда писала крупно, торопливо и неразборчиво. Вот какое предложение с запятыми она придумала: «На ужин у них были ростбиф, картошка, горошек и торт». – У нее чудесный почерк, – отметил учитель. – А, как известно, почерк – это чрезвычайно важно, это основа основ…

– Но в наше время все печатают на клавиатуре, – перебила я. «Ростбиф»? Откуда он взялся? Когда это Стелла ела говядину? И почему корабль такой неровный, один конец длиннее другого? Стелла ведь прекрасно знает, что викинги строили корабли иначе – делали нос и хвост судна одинаковыми, чтобы при встрече с айсбергом можно было легко развернуться.

– Если так пойдет, скоро ей будет разрешено писать ручкой, а не карандашом[11], – объявил Макнотон.

– Замечательно! – поддержал Пит, хотя почти всем одноклассникам разрешили перейти на ручки еще в третьем классе. Да и вообще, что толку в красивом почерке, если просто переписываешь банальные предложения?

– А вы ей даете дополнительные задания? – уточнила я. – Помните, я вас просила в начале четверти. Она очень способная. Ей нужны задачи посложнее. Если ее не стимулировать…

Макнотон собрал листочки в стопку.

– Ее, похоже, все устраивает. – Он указал на стену у двери, где висел плакат с разноцветными бумажными кармашками, и объяснил, что каждое утро дети берут палочку со своим именем и вставляют ее в один из кармашков, выбирая тот цвет, который соответствует их настроению: синий – если чувствуют грусть или тревогу, красный – раздражение, желтый – растерянность и зеленый – радость и готовность к учебе. – Стелла всегда выбирает зеленый цвет, – добавил он, улыбаясь нам так, словно о таком мечтает каждый родитель.

Я снова взглянула на ее работы – и вдруг все поняла. Догадалась, откуда взялись странный почерк, ростбиф, картошка, горошек и торт…

– Вы уверены, что говорите о той самой Стелле? – спросила я и показала на телефоне фото дочери с бледным, сосредоточенным лицом и огненной копной волос.

– Хм-м-м, – протянул Макнотон. – Да, это она.

– Почему вы замялись? – тут же спросила я.

– У нее новая прическа?

– Она просто причесалась, – пояснил Пит.

Меня начало охватывать негодование.

– Если мы говорим об одной и той же девочке, вы ее совершенно не знаете. У нее очень высокий IQ, намного выше нормы.

Макнотон вежливо улыбнулся, но по его глазам было видно, что он только что перевел нас из категории обычных родителей в разряд докучливых.

– Она проходила тест на IQ?

– Нет, мы решили, что это ни к чему. Но она читает на очень высоком уровне, вы не могли этого не заметить! Пит! – Я коснулась его колена. – Она читает запоем, подтверди. Научные книжки и исторические тоже. Она уже почти эксперт по аэродинамике.

– У меня на уроках читать она