Салат из одуванчиков - Касаткина Елена Страница 25

Лена захлопнула книгу «Старик и лёд». На обложке суровое лицо немолодого уже человека. За его спиной огромный слоистый торос. Нагромождение льда как символ человеческого равнодушия, холода, отчуждения. Книгу Ивана Петровича, изданную усилиями Агаты Тихоновны, она купила по пути на работу, присела на минуточку в тень огромного клёна, начала читать и уже не могла остановиться. Проглотила за час. Лёгкий, умный содержательный текст читался на одном дыхании. История жизни автора, художественно переложенная в повесть, завершалась мудрыми словами прощания с жизнью. Знал ли он, чувствовал ли, что уход будет так скор и так ужасен?

Когда останки Ивана Петровича достали из выгребной ямы, на обрубке его руки ещё тикали часы. Их опознала Агата Тихоновна. Опознала и потеряла сознание. Потом уже, придя в себя, попросила:

— Леночка, можно мне забрать часы себе?

— Это вещественные доказательства, они пока что прикреплены к делу.

— А потом?

— Потом мы обязаны передать их родственникам погибшего.

Агата Тихоновна опустила голову так низко, что глубокие вертикальные морщины шеи смялись в складки дряхлой провисшей кожи.

Боль кольнула в груди, натянула струной скулы, защемила гортань, застопорила комком горло, ударила в висок. Ледяные торосы грохнули, сдвинулись с места и поплыли.

Щёлкнул замок, скрипнула дверца сейфа. Лена вынула часы.

— Возьмите.

Агата Тихоновна подняла заплаканные глаза, взяла дрожащей рукой часы с чёрным потёртым кожаным ремешком. Приложила к уху. Круглое мутноватое стекло было тёплым. Ритмичные звуки хода секундной стрелки отмеряли не властное над жизнью время.