Кто вынес приговор - Алексей Фёдорович Грачев Страница 24

Доктор мельком глянул на Кольку Болтай Ногами, спросил?

- Малярия?

- Вроде бы... И покормить бы его...

- Документы есть какие-нибудь?

Костя пожал плечами:

- Откуда они у них... Сейчас посмотрю.

Он запустил руку в карман куртки - в руках оказались листки серой бумаги, разглядел на них фигурки людей, пароход с трубой, из которой валил дым, бегущую лошадь.

Доктор с улыбкой полистал рисунки:

- Да он, оказывается, художник... Ну что же, оставляйте. А вы сами кто ему, товарищ?

- Я из уголовного розыска, из губернского...

Доктор, помолчав, спросил:

- Зайдете еще?

Он покачал головой, виноватым голосом ответил:

- Буду здесь - зайду. А так - не знаю...

И вот он, Колька Болтай Ногами, сам явился в губернский город. Вместе с Би Бо Бо - известным розыску подростком-рецидивистом. Коренаст по-взрослому Би Бо Бо - Чуркин по фамилии. Голова большая, зубы редкие, крупные, глаза нахальные и тупые. Кокаинист, - один раз Саша Карасев отобрал у него иглу для подкожного впрыскивания. Сбегал из колонии, имел несчетное число приводов. Теперь повел за собой Кольку Болтай Ногами. Неспроста толкались под аркой: замышляли какое-нибудь дельце, а скорее всего - собирались обрать какого-нибудь подвыпившего.

- Вон дядя Костя, - послышался голос Би Бо Бо, - срывайся, а то зашпынит.

Он кинулся за угол с проворностью мыши.

- Эй, Коля, - окликнул Костя. - Погоди-ка...

Колька Болтай Ногами остановился в нерешительности - топтался на месте, затравленно оглядывая приближающегося инспектора. Костя положил ему руку на плечо, сказал:

- Ты, наверно, сбежал из больницы?

Колька Болтай Ногами опустил голову, нехотя признался:

- Сбежал. Надоели горькие таблетки. Да и здоров я, дядя Костя...

А сам вздрагивал, чувствовалось, что у него зуб на зуб не попадает. Лицо было землистое, худое, лишь поблескивали с какой-то бесшабашной задорностью крупные, цыгановатые глаза.

- Ты живешь где?

- В ночлежке. Три дня уже...

- Вчера вечером, около десяти, играл Хрусталь в карты?

- Играл, - ответил подросток. - С Феней Три Руки. И еще какой-то. В одних подштанниках его оставили.

- Ну, а ты рисуешь ли еще?

Колька Болтай Ногами сразу преобразился, куда только и настороженность подевалась.

- В больнице доктора нарисовал, так он меня похвалил даже. Учись, говорит, парень. Хошь, покажу?

- После покажешь. А пока шагай. Да не вздумайте...

Он погрозил ему пальцем, тихо сказал:

- И не дружок тебе Би Бо Бо. Искать работу надо. На поденки берут на бирже труда. Где она, знаешь ли?

- Как же...

Вдруг раздался свист, и парнишка, не прощаясь, не говоря ни слова, побежал за угол.

Инспектор постоял немного, глядя ему вслед. Как вырвать его из рук таких, как Би Бо Бо? Как? И других беспризорников, стайками пескарей мечущихся на базарах, по вокзалам?

Он пошел переулком, твердо зная, что на него откуда-нибудь смотрят вслед сейчас две пары глаз и ждут, когда он исчезнет. Пройдя мимо покосившихся домов, мимо трактирчика "Славянка" с постоялым двором, свернул к Мытному двору. Продвигался в толпе, оглядывая внимательно торгующих и покупающих. Фуражки... Фуражки... Тоже кожаные, с козырьком... Но нет, все не то... Вряд ля налетчик сунется сейчас на рынок... Остановился возле забора - как в омуте здесь. Выкрикивал кто-то за спинами людей, смешно коверкая русские слова:

- Ходы, душа любезный. Бросай, счытай. Всякая вэщь можешь выграть. Сэрэбряный, залотой часы. Адын полтынник. Ыспытай свое щастье. Круты, вэрты, бросай, счытай. Выграл, получай, програл, не сэрчай...

Колыхалась вокруг толпа в волнении и страсти - хохот и возгласы, ругань и плевки. В просвете разглядел выпирающие скулы сидящего на четвереньках человека. Игра в "конфетку": "тебе головка, мне ножки", а рулетчик - татарин Хафизка. Сколько раз выводил Костя его с базара, штрафовал, предупреждал. И вот он опять на своем любимом месте. Вдруг толпа раздалась, и татарин с игрой под мышкой заспешил вдоль забора. Кто-то успел шепнуть ему, что появился инспектор.

Возле ларечка с частной торговлей Костя задержался. Лавочник раскатывал по прилавку материю. Две барышни тыкали ее пальчиками с какой-то осторожностью. Лавочник, высунув голову в окошечко, нахваливал:

- Да как сошьете платья из моего Оксфорда, верьте, сразу и свадьбы выйдут.

Не соблазнил барышень Оксфордом, посмеялись и прочь. Посмеялся и Костя:

- Не просто нэпманом быть, значит?

- Не просто, - согласился лавочник и вытер вспотевший даже от усердия лоб.

- Будь оно неладно, осточертело.

Потом Костя ехал в трамвае, полном рабочих и работниц, возвращающихся с фабрик и заводов. Слушал с интересом про собрания партячейки, о новых станках, о разрядах, о каких-то спорах с мастером, о том, что "за нарядами, бывает, пробегаешь по заводу". У этих людей все было просто и ясно. У них, у агентов, все было сложно и неясно, и так каждый день. Неделю назад они раскрыли поджог склада при резиновом заводе, связанный с хищениями. Сегодня главным у них стало дело Миловидова. Возможно, тут крупная спекуляция и шайка мошенников. Возможно, что та самая "черная биржа", которую они разыскивают уже давно.

Но кроме дела Миловидова есть еще убийство в Овражьей улице. Есть кража сахарного песку из склада. Кража ловкая. Налетчики за одну ночь сумели проломить кирпичную стену стенобоем, так называемым "шнифером". С осени дело, а следы путаются вкривь и вкось... Есть еще кража апельсинов в магазине, есть кража денег у маслоделов из Балакова, из душника печи в гостиничном номере. Ограбление нэпманши возле пожарищ, оставшихся после белогвардейского мятежа. Один был в желтом дождевике...

"Кто этот, в дождевике?" - так и послышался голос Ярова. Да, кто-то из тех, кто прячется тоже в улицах этого города. И ехал сейчас Костя в бараки за вокзал не только выяснить, узнать что-то для дела Миловидова или по убийству на Овражьей, но и по другим делам. Могли там, в бараках, быть и грабители, и похитившие сахарный песок...

За вокзалом, просматривая зорко, обошел бараки, остановился возле последнего. У крайнего окна тихо, а кажется, есть в комнате люди. Толкнулся в дверь, за столом - двое. Рука сунулась привычно за кольтом.

- Господи, - воскликнула, шатнувшись от печи, женщина, вглядываясь