Гора Мертвецов - Мила Бачурова Страница 24

Когда Гришка выбрался из палатки, увидел, что снаружи и впрямь стихло. Ветер улёгся, поднялась луна. По небу бежали тревожные тучи, предвестницы нового снегопада. Но пока – ни снежинки. В лицо смотрела настороженная тишина.

Гришка сделал шаг в сторону от утоптанной площадки и тут же провалился по колено.

Снег под ногой заскрипел. Гришка замер. Теперь уж точно кто-то из ребят должен проснуться! Но – нет. Никто не проснулся, никто его не окликнул. Тихо. А значит, у него точно всё получится!

Улыбаясь луне, Гришка заскрипел по снегу дальше.

024. Наши дни. Екатеринбург

– Господи боже мой! Ну чего вы опять хотите? – Женщина в белом халате отодвинула от себя чашку с чаем. – Сорок лет прошло! Оставьте уже бедную девушку в покое, дайте мёртвым хоть на том свете отдохнуть. То книжки про них сочиняют, то кино снимают, то ещё чего. Ворошат, ворошат… Сколько можно?

– Алла Евгеньевна, – Вероника прижала руку к груди. – Я не собираюсь сочинять книжки и снимать кино, честное слово! Просто поймите и вы меня. Официально смерть наступила от сердечной недостаточности. Но Нинель Онищенко была молодой и сильной девушкой. Спортсменкой, самой подготовленной в группе Лыкова – после него самого. Из-за травм, которые получила, она не должна была умереть. Друзья сделали для неё всё, в больницу доставили вовремя. Ей успели своевременно оказать помощь. Нинель могла, обязана была выжить – но умерла! А вы общались с ней. Вы последняя, кто разговаривал с Нинель перед смертью. Может быть, вы вспомните что-то.

Медсестра молчала, глядя в сторону. Потом подняла глаза на Веронику.

«Пожилая, а всё ещё интересная, – мелькнуло у Вероники в голове. – Видно, что за собой следит. Лицо ухоженное, причёска. Только взгляд всё портит. Потухший какой-то. И в то же время настороженный».

– Не лезьте в это, – вдруг горячо проговорила медсестра. – Прошу вас, заклинаю, не лезьте! Вы чем-то похожи на неё. Вы такая же молодая, красивая. Сильная… Я никогда бы не подумала, что эта девушка уйдёт – вот так. И не хочу, чтобы то же самое случилось с вами.

– Что случилось? – быстро спросила Вероника. – Что произошло с Нинель?

– Она боялась.

– Что? – слова прозвучали тихо, Вероника решила, что ослышалась.

– Она боялась, – так же тихо повторила медсестра. – Она вернулась из этого проклятого похода сама не своя, и дело тут не в травмах. Нинель до смерти боялась! Заговаривалась, все время шептала что-то. Вздрагивала от каждого шороха. И всё смотрела, смотрела в угол – будто ждала, что оттуда кто-то покажется.

– А психиатр ее не осматривал?

– Да откуда у нас психиатры. Мы ведь обыкновенный стационар, не специализированный. Позже-то, конечно, осмотрели бы, профильного врача вызвали, но Нинель его не дождалась. Умерла раньше.

– А что это был за угол?

Алла Евгеньевна взглянула непонимающе.

– Ну, вы говорите, что Нинель всё время смотрела в угол. Вот я и спрашиваю – что было в том углу?

– Да ничего такого не было, просто кровать стояла. Палата на двоих, но соседку Нинель выписали, а другого больного только утром должны были положить.

Вероника открыла блокнот. Взяла ручку, изобразила прямоугольник.

– Представьте, что это палата. Вы помните, где стояла кровать Нинель?

Медсестра указала на левый верхний угол:

– Вот тут, у окна.

– А вторая кровать?

– Здесь, – медсестра показала на противоположный угол. – Зачем это вам?

– Пытаюсь понять, что так пугало Нинель.

Медсестра всплеснула руками:

– Господь всемогущий! То, что они с друзьями сотворили, ее пугало – вот что! Духов потревожили! Нельзя им было туда лезть. Никакому человеку нельзя. После того, как капище разворошили – зло за ними по пятам шло! Оно и сгубило. – Медсестра помолчала. – Нинель все шептала: смерть идёт за нами! Гора не отпустит живых! И в угол глядела. А умерла – так, словно убежать пыталась. Даже с кровати сползти ухитрилась, хотя у неё, считай, вся правая сторона была загипсована.

– Это ведь вы обнаружили мёртвое тело?

– Я. У меня дежурство заканчивалось, полы в процедурной мыла. На полторы ставки тогда работала, и сестрой, и санитаркой. Брат больной на руках, родители – старики, помогать некому. Помыла пол, уходить собралась, свет выключила. И вдруг за окном фонарь мигать начал. И собака завыла… Вот, верите – до того как-то нехорошо, до того тревожно! До сих пор простить себе не могу, что сразу к Нинель не бросилась. Пока ведро с грязной водой в туалет отнесла, пока руки помыла, переоделась, то-сё. Думаю, дай загляну перед уходом. Мы все за эту девочку переживали, весь персонал. Захожу – а она с кровати свесилась, руку вперёд вытянула, будто показывает в тот самый угол. И дыхания нет. Я – за врачом, а он ушёл уже. Пока мы с поста в реанимацию позвонили, где круглосуточно врачи дежурят, пока оттуда прибежали – ничего уже сделать не могли. Права оказалась Нинель. Забрало её зло.

025. Наши дни. Екатеринбург

– Возвращайся в больницу, – выслушав Веронику, сказал Тимофей.

– Ты издеваешься? Я только что оттуда!

– Тебе нужно побывать в палате, в которой лежала Онищенко. И в процедурной, которую мыла Вяльцева.

– Ну, допустим. А дальше?

– Дальше надо понять, о каком фонаре говорила Вяльцева, и виден ли он из палаты Онищенко. Набери меня, когда будешь в палате.

– Бред какой-то, – проворчала Вероника. – Ладно, жди.

Сорок минут ушло на улаживание административных вопросов. В итоге Веронике выдали халат, бахилы и велели управиться до семи часов. После семи посторонних в больнице быть не должно. На улице к тому времени совсем стемнело.

Двое больных, лежащих в палате, где умерла Нинель, на Веронику уставились с интересом.

– Я журналистка. Пишу статью о старинных больничных традициях, – буркнула она.

Подошла к окну и набрала Тимофея.

– Я здесь.

– Включи камеру. Покажи мне то, что видно в окно.

Вероника включила. И на что тут смотреть? Вдоль фасада больницы – голые деревья, за ними – тёмная улица, по которой проезжают редкие автомобили. Фонари – обычные мачты, освещающие проезжую часть.

– Это современные фонари, – сказал Тимофей. – Сорок лет назад всё наверняка было иначе. Подойди ещё раз к Вяльцевой, уточни.

Вероника подошла. Медсестра задумалась. Подтвердила, что мачты поставили, когда ремонтировали дорогу, лет десять назад.

– А раньше как тут всё освещалось? Вы упоминали фонарь.

– Да они и стояли.