Забыть о девочках - Жаклин Баблиц Страница 22

Она обводит рукой комнату, словно в ней присутствуют и остальные девочки.

– Коко пропала десять дней назад, – в отчаянии говорит Рут. Она уже устала защищаться. – Десять дней, Бет! Представь, если бы появилась еще одна соломинка через десять дней после того, как пропала ты.

Это удар ниже пояса, но Рут не жалеет.

Она не хочет ссориться с лучшей подругой. И честно говоря, сама не знает, принесет ли пользу то, что она задумала. Пользу Коко или кому-то еще. Но это лучше, чем сидеть сложа руки.

Бет не поймет. Никогда не поймет.

Тебе повезло не умереть, поэтому на тебе и ответственность.

Этой ночью Рут лежит без сна и размышляет: а если бы вся ее выдумка оказалась правдой? Если бы она действительно собирала материал для подкаста «Другие женщины». Что бы она чувствовала, если бы этот материал не касался ее лично и она занималась бы этим исключительно по причине нездорового любопытства? Кем бы она была, если бы ее интерес к убийствам был продиктован всего лишь их зловещей притягательностью – как у тех, кто помешан на новостях о несчастных случаях или стихийных бедствиях?

В детстве любимой вещью Рут был старый атлас, принадлежавший ее маме, когда та была еще ребенком. Пыльный фолиант в тканевом переплете, размером почти как она сама, если поставить его вертикально и подпереть. На длинной вклейке в самой его середине открывалась карта тектонических плит Земли. Рут любила обводить пальчиком эти плиты и континенты, которые укладывались в их границы. Тогда она еще не знала, что на поверхности Земли все тоже нестабильно – почти как эти смещающиеся тектонические плиты. Что границы могут быть запросто перерисованы и даже самая надежная информация, напечатанная в миллионах книг, может однажды устареть. Тогда ей казалось, для того чтобы ландшафт стал неузнаваемым, должно пройти не меньше миллиона лет. Она и представить не могла, что мир меняется с бешеной скоростью. Что целые страны исчезают в мгновение ока.

Вспомнив сейчас об этом старом зеленом атласе, Рут задается вопросом, могла ли она стать геологом, если бы все сложилось иначе.

– Вам так нравятся эти ваши геологические метафоры, – заметила однажды психотерапевт.

Рут смутилась, когда услышала это от Кортни. Пожала плечами и ответила, что она хотя бы не воображает себя гигантским насекомым (в то время она читала Кафку), и у них завязалась новая дискуссия о том, откуда у нее вообще такая потребность – чем-то себя воображать.

Под утро Рут все-таки погружается в сон, но его почти сразу прерывает звонок матери – она сейчас в Европе. Когда Рут намекает на разницу во времени, Синтия смущенно извиняется.

– Прости, дорогая. – Голос, доносящийся из приморской деревушки на Итальянской Ривьере, еле слышен в телефоне. – Я знаю, что ты работаешь допоздна, и не хотела тебя будить. Просто все время путаюсь в этих часовых поясах.

В этих часовых поясах… Их всего два. Рут старается не закатывать глаза, хоть мама сейчас и не увидит.

– Ладно, мам, – говорит она. – Я все равно не спала.

– А почему ты не спишь в такую рань?

Несмотря на помехи на линии, Рут слышит, как меняется ее тон. От внезапного прилива беспокойства слова звучат резче и вопрос больше похож на обвинение. Синтия в своем репертуаре – боится спросить в лоб, не случилось ли чего.

Рут прибегает к обычному оправданию – «выводила Ресслера» – и быстро меняет тему: спрашивает мать, что вкусненького она попробовала. Притворяется, что от этих рассказов у нее текут слюнки, хотя на самом деле желудок уже настолько ссохся, что она не помнит, когда по-настоящему наслаждалась едой.

В конце разговора Синтия еще раз приглашает дочь провести у нее лето, а Рут еще раз обещает подумать над предложением. Очередная ложь, которая по счету – и не упомнить.

Проходит немногим больше часа, и уже в более приличное время – в половину восьмого – звонит Джо:

– Проверка связи, детеныш.

Причину Рут понимает сразу.

– Что тебе сказал Оуэн?

– Что ты взяла отпуск и куда-то собралась, – без промедления отвечает Джо. – С чего это вдруг?

– Думала, заеду завтра к вам с Гидеоном и сама все объясню. Но честно говоря, беспокоиться не о чем.

Им обоим известно, что последнее предложение она уже озвучивала. В те времена это была самая большая ее ложь.

Глава 14

Хоть она и любит находить связи между событиями в жизни других людей, большая часть собственных воспоминаний Рут похожа на яркие, красочные открытки без надписей на обороте.

Есть факты, которые можно расположить в правильном порядке. Например, переезд из Хобена в Нью-Йорк за несколько месяцев до того, как ей исполнилось восемь. Она помнит ковер на полу в мюзик-холле «Радио-Сити», куда родители водили ее на рождественский спектакль в первую зиму в этом городе. Помнит, как ела бургеры на Геральд-сквер после похода в «Мейсис» вместе с дядей. Но не помнит, как звали учительницу в третьем классе. Помнит, как боялась, что Терпение и Стойкость – эти исполненные важности мраморные львы у входа в Нью-Йоркскую публичную библиотеку – внезапно оживут и явятся в Верхний Вест-Сайд в квартиру к дяде, но не помнит, куда родители ходили за продуктами в Морнингсайд-Хайтс. Или как она добиралась до школы, с кем сидела за одной партой и что обычно ела на ужин. В основу семьи родители положили забвение: после переезда в Нью-Йорк они старались не вспоминать прежнюю жизнь в Хобене, а вместе с ней забывались целые месяцы и даже годы.

Дядя Джо – единственный, кто помогал Рут заполнять пробелы в памяти. Но если он помогал вспомнить жизнь в Хобене, то еще лучше у него получалось помогать ее забыть. Джо превратил Нью-Йорк в игровую площадку; он превратил переезд в этот город в увлекательную игру. В компании дяди Рут было некогда думать о Бет и обо всем, что осталось в Коннектикуте. В Нью-Йорке дядя заново научил ее быть ребенком. И поверить в то, что мир не всегда опасен.

В основе родственных отношений Рут с ее дядей – неоспоримая, нерушимая связь. И все-таки ее не отпускает чувство, что пять лет назад она его подвела. Когда случился «эпизод», возникло ощущение, что все его старания пропали втуне. Она так и осталась истеричным ребенком, которого ему приходилось поднимать с пола. О котором приходилось заботиться, в то время как его сестра со своим мужем понятия не имели, как вести себя