Чернила и огонь - Бенито Олмо Страница 20

каких-либо перегородок, что превращало это пространство в подобие лабиринта из дерева, картона и бумаги. Казалось, будто вся эта мебель выросла здесь сама по себе, и выглядела она так, словно была каким-то изменяющимся организмом, который перестраивал форму, исходя из собственных потребностей.

– Что ж, они здесь, – сказал Олег.

Я бы никогда не подумала, что количество книг, которые там хранились, было настолько огромным. Стеллажи были переполнены, а полки прогибались под тяжестью томов, находясь на пределе своей прочности. Некоторые из шкафов укрепили с помощью стальных каркасов. Часть экземпляров лежала прямо на полу, образуя высокие стопки, нарушавшие закон всемирного тяготения.

Оправившись от изначального шока, я направилась по ближайшему проходу, такому узкому, что мне показалось, что этот лабиринт сейчас поглотит и меня.

– Сколько их здесь? – спросила я.

Олег помедлил с ответом, поправляя очки.

– Сложно сказать. Мы полагаем, что только в Берлине было украдено больше миллиона книг. А это – самая большая библиотека в городе, так что…

Он больше ничего не сказал, позволяя мне представить все самой. Пространство между стеллажами было настолько узким, что двое там могли пройти только след в след. Кроме того, я заметила, что на многих полках книги стояли в два ряда, что опровергало мои изначальные расчеты.

Сто двадцать тысяч экземпляров. А может, сто тридцать. В любом случае, слишком много.

– Как видишь, мы слегка перегружены, – заметил Олег. – Назвать это «слегка перегружены» – все равно что сказать, что на «Титанике» случилась небольшая протечка.

Я испытала странное чувство, смутное беспокойство, которое не осмелилась проанализировать. Казалось, какая-то часть меня боялась пробудить зло, скрывавшееся среди этих томов.

– Так вот где ты работаешь, – отметила я.

Он ничего не ответил, но я в этом и не нуждалась. Мне нетрудно было представить, как он бродит среди стеллажей, изучая каждый экземпляр в поисках зацепок, которые можно было бы показать Себастьяну. Возможно, он носил с собой фонарик, потому что свет галогенных ламп, висевших на потолке, едва проникал в это замысловатое помещение.

– А как ты решаешь, какие из книг нужно отправить наверх, на передовую? – поинтересовалась я. – По какому принципу ты их выбираешь?

– Ну… Ты уже в курсе, что нас мало, так что нам приходится тщательно выбирать битвы, в которых мы сражаемся.

Так вот оно что: Олег отсеивал и выбирал те книги, происхождение которых было легче отследить, то есть те, на которых были аннотации и отметки, по которым можно было идентифицировать их предыдущих владельцев. Они работали с ними, чтобы повысить процент успешных случаев. Получается, экземпляры без надписей или меток были обречены пылиться здесь лишь потому, что их предыдущие владельцы оказались достаточно осторожными, чтобы не оставить на них никаких следов, по которым можно было бы определить их происхождение.

Экземпляры, которым повезло «оказаться на свободе», отправлялись в кабинет Себастьяна, где тот занимался тем, что изучал их, фотографировал и выкладывал в интернет. На самом деле, не такой уж плохой метод. Я бы, наверное, поступила так же, в ущерб всем тем книгам, что ждали там, внизу, пока кто-нибудь о них спросит, чего, несомненно, никогда не произойдет.

– Это место мы называем Лимбом, – пояснил он. – Мы храним здесь книги, будущее которых туманно.

Прекрасные слова, впрочем, мне показалось, что судьба всех этих книг была вполне предсказуема: если через несколько лет их никто не захочет забрать, то библиотека, скорее всего, распорядится их уничтожить. Она не сможет позволить себе хранить их тут бесконечно.

– И сколько раз тебе удавалось здесь что-то найти, Олег? Ну, помимо «Неряхи Петера».

– Меньше, чем хотелось бы. – Он поджал губы. – И тем не менее попытки того стоят. Мне было невероятно приятно вернуть ту книгу Жозефине.

Олег произнес это имя с какой-то фамильярностью, что навело меня на мысль, что он словно в некоторой степени сроднился с этим экземпляром, отмеченным экслибрисом деда сеньора Фритц-Брионеса, и воспринял его возвращение как что-то личное. Как и намекал Себастьян, это было единственным честным способом заниматься этой работой, хотя от этого она не переставала быть невыполнимой. Чтобы распространить этот процесс на все книги, зависшие в Лимбе, Центральной и Земельной библиотеке Берлина пришлось бы выделить отделу гораздо более щедрое финансирование и намного больше сотрудников.

– Единственными зацепками, которые были у «Неряхи Петера», – продолжил он, – были тот экслибрис со словом «ФРИТЦ» и карандашная пометка «Франкфурт, 1935». Тот факт, что на экслибрисе были еврейские мотивы, уже был достаточным мотивом для подозрений. Я поискал в базе данных жертв Холокоста людей с такой фамилией, которые жили во Франкфурте в то время. Это довольно распространенная фамилия, но, учитывая, что речь шла о детской книжке, я сократил список до тех, у кого были маленькие дети. Поиски привели меня к Александру Фритцу, отцу Жозефины.

Он произнес это с гордостью, восхищенный собственной проницательностью. Я заметила, что когда Олег рассказывал об украденных книгах, то переставал поправлять очки, что говорило о том, что в эти моменты он чувствовал себя уверенно.

– Я провожу здесь много времени, Грета. Просматриваю книги, по-своему их сортирую, делаю заметки о тех, кто могут дать какую-нибудь зацепку, которая поможет их вернуть… А еще отсеиваю те из них, происхождение которых легче определить.

Я слушала его вполуха, увлеченная изучением корешков экземпляров, стоявших на ближайшем стеллаже. Как и говорил Себастьян, там было всякое: от научных работ по садоводству до миссалов[10] и всего, что только можно было представить, из других областей. Большинство названий были на немецком, но присутствовали экземпляры и на французском, английском, испанском, иврите и кириллице. Подвал источал смутный аромат, который мне был хорошо знаком. Я побывала во множестве пыльных хранилищ, чтобы привыкнуть к запаху разложения, целлюлозы и лигнина[11]. Я ощущала себя так, словно спустя долгое время встретилась со старым другом. До этого момента я даже не осознавала, насколько сильно я по нему соскучилась.

В некоторых местах стопки книг обвалились и лежали на полу, разбросанные, и никто не потрудился их собрать. Даже Олег проходил мимо них осторожно, чтобы нечаянно не наступить. В этом месте было что-то мистическое, заставившее меня вспомнить о Кладбище забытых книг из романов Руиса Сафона. В каком-то смысле все эти тома тоже были обречены на смерть после того, как оказались вырванными из жизни своих предыдущих владельцев. И именно это стремился исправить отдел, который возглавлял Себастьян.

– Одной из вещей, которая больше всего меня поразила, когда я начал работать с Себастьяном, – добавил Олег, – было то, в каких масштабах воровали книги. Грабежи не ограничивались Берлином. И