Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев Страница 2

– Спасибо, Даша, – кивнул Гуров и шагнул в ярко освещенную солнечным светом комнату. Небольшую, какую-то пыльную, словно старинная шкатулка.

Бывшая прима Большого театра сидела в кресле у окна и смотрела на улицу. Первое, о чем подумал Гуров почему-то, – это отсутствие решеток на окнах. В голову ему пришла мысль, что ставить решетки на такие окна в подобной квартире было бы невероятной пошлостью. И здесь их не было. Зато были какие-то пуфики, тонконогие столики-подставки, фарфоровые фигурки, хрусталь за стеклами старомодной «горки». Словно все застыло в прошлом. Впрочем, впечатления замшелости обстановка не производила – скорее ощущение творческой натуры, этакой изысканности. Полковнику даже показалось, что он попал в какой-то кинофильм, настолько кинематографичным выглядело место преступления.

– Режиссер, блин! – Голос Крячко вырвал Гурова из странного оцепенения.

– Серьезно подготовился, – хмыкнул Лев Иванович, встряхнувшись. – И вряд ли ограничится одной постановкой.

– Полагаешь? – вздохнул Стас и задумчиво кивнул. И впрямь, обычно, если убийца обставляет место преступления с такой тщательностью и даже артистизмом, значит, его акция направлена на достижение каких-то ведомых лишь ему целей. И она не останется единственной.

– Как цветы между страницами книги, – неожиданно сказала Дарья, которая сегодня вела себя так тихо, что казалось, будто она и не дышит вовсе.

Точно. Квартира, мертвая балерина у окна, солнечный свет на стертом от времени паркете, шелк, картины на стенах в белых паспарту, а не тяжелых золотых рамах. Изысканный аромат мимозы. И рыдающая девчонка-квартирантка, нашедшая труп. Почему-то всем старая балерина напоминала засушенную между страницами книги чайную розу.

– Как ее убили? – спросил Крячко, надевая перчатки и осматриваясь.

– Пока предположительно – отравили. А потом накрасили, уже посмертно, посадили в кресло и придали ей позу задумчивого созерцания, – быстро, словно на уроке, ответила Даша.

– Почему посмертно? – заинтересовался Стас. – Может быть, она сама… прихорашивалась?

– Нет, – убежденно заявила Дарья. – Очень плотный тон… тональный крем, – пояснила она в ответ на недоумевающий взгляд сыщика, – и дешевый, насколько я могу сказать. Это пока предварительно, точнее напишу в отчете. Лег неровно. Толстый слой пудры. Ну и вообще… Судя по тому, что мы обнаружили на ее трюмо в спальне, женщина предпочитала дорогую и более легкую косметику.

– Ясно, – задумчиво покивал Стас, осматриваясь.

Льву все это что-то напоминало. Что-то из его далекого прошлого. Но он решил обдумать смутные ассоциации позднее – пока же следовало заняться делом, раз уж Орлов направил их со Стасом сюда. Кстати, почему? Единичными убийствами обычно занимаются не оперативники из Главка.

– Почему мы? – эхом откликнулся на мысли Гурова Крячко.

– Это я позвонила Петру Николаевичу, у вас было занято, – сказала Дарья Гурову и протянула ему письмо. Бумажка была в пакете для сбора улик. Гуров машинально натянул тонкие перчатки, чтобы не оставлять своих «пальчиков» даже на пластике пакета, и взял его. Сквозь прозрачную пленку просматривался конверт, на котором было напечатано «Льву Гурову». Просто имя, без звания, без регалий. Но почему-то ни у кого не возникло сомнений в том, что письмо было адресовано именно полковнику.

– Открою?

– Конечно, – кивнула Дарья. – Отпечатков ни на конверте, ни на листке нет. Но вы правы, все равно лучше в перчатках. Я в лаборатории гляну – вдруг потожировые следы обнаружатся или еще что интересное.

Гуров кивнул, достал конверт и вынул из него самый обычный лист бумаги для принтеров, сложенный, как когда-то складывали письма в конверты: втрое, а сбоку еще один сгиб.

«Ты помнишь, когда ты последний раз ходил на балет?»

– Бред какой-то, – сказал Крячко, когда Лев показал ему записку. Полковник пожал плечами. – Кто тебе такие любовные послания может слать?

– Пока нет ни одной мысли, – серьезно ответил Гуров. – Я никогда не был в этой квартире. И не был знаком с примой-балериной Афанасьевой. Лично, во всяком случае.

– Да ты вроде бы и балетом не увлекаешься? – вяло поддел его Крячко. И предложил уже серьезно: – Проверим документы?

– Проверим все, – отозвался Лев, еще раз рассматривая лицо убитой. Насколько он знал – благодаря супруге-актрисе, – на лицо балерины нанесли сценический макияж. Плотный светлый тон, яркие пятна румян на скулах, тяжелые черные стрелки на веках и темно-алые губы. На сцене такой грим очень важен, он позволяет различать черты лица актеров даже с дальних рядов зрительного зала. Изящная поза…

– Переодевать ее убийца не стал? – задумчиво пробормотал себе под нос Гуров, обратив внимание на то, что корсаж и пышная юбка-пачка из черной сетки аккуратно пристроены поверх домашних футболки и бриджей. Пуанты же натянуты на кончики пальцев и привязаны к щиколоткам лентами.

– Не стал, – согласно кивнула Дарья. – Либо не хотел возиться, либо размеры не подошли – точнее скажу после детального осмотра и измерений. Вот по пуантам и так видно – маловаты. Сами понимаете, с возрастом размер ноги нередко увеличивается, растаптывается, так сказать.

Гуров продолжил осмотр. В таких делах важно все. Одежда, поза, в которой оставили балерину, обстановка, руки. В его прошлом было дело одного серийного убийцы, который складывал руки своих жертв особым образом. И именно благодаря этому его удалось взять.

– Лева, я пробегусь по дому, – отвлек его от размышлений Крячко. – Хочешь – подключайся.

– Здесь не так много квартир, – отмахнулся Гуров. – Сам справишься, полагаю. Я пока здесь… исследую жизнь убитой.

Итак, жертва. Афанасьева Наталья Александровна, восьмидесяти девяти лет. Преподавала, вела достаточно активный образ жизни для своего возраста. В квартире поддерживала порядок – сама ли, или приглашала домработницу, или взвалила эту обязанность на квартирантку, Гуров пока не выяснил.

Пока Лев Иванович осматривал квартиру, вернулся Крячко.

Как показал опрос соседей, эта неукротимая дама…

– Успела изрядно всем надоесть. Все соседи в один голос твердят, что ни одно событие в доме или дворе не обходилось без Натальи Александровны. Буквально за час я узнал, что наша убитая была настоящим бультерьером. Она вцеплялась в любого нарушителя ее хрупкого спокойствия и не отпускала, – усмехнулся Крячко и добавил: – Она недавно переехала в этот дом и сразу же начала наводить свои порядки.

– Недавно – это когда?

– Полгода назад примерно, – ответил Стас. – Более точно выясним, когда подадим запрос в жилищную инспекцию.

– А где жила раньше? – встрепенулся Гуров. Лев просматривал старые фотографии и документы погибшей, которые были найдены у нее дома.

Крячко назвал адрес. То ли дежавю, то ли какое-то очень далеко запрятанное воспоминание, но Гуров вспомнил окно. Окно квартиры, выходящее на набережную Москвы-реки.

– Подожди, уж не выходили ли окна ее квартиры на набережную?