Нежная ночь Ривьеры - Наталья Сергеевна Лебедева Страница 19

– Как бы там ни было, кто-то из вашей тусовочки – стукачок. Член банды, – проворковала Машка.

– С чего это? – Катя обернулась так резко, что я испугалась, как бы мы куда-нибудь не врезались.

– Сама подумай. Грабители слишком хорошо все знали. И что Гусыня принесет в ресторан украшение, и что оставит его в номере, и в какое время ее там точно не будет. Ты же про все это в блоге не писала? Но члены вашего клуба об этом знали. Да и про сейф грабители были в курсе. По телику говорили, его так просто не откроешь, нужна особая техника. Ты вот, кстати, про него знала?

– Меня подозреваешь? – хмыкнула Катя. – Я такая, я могу. Там кровью не заляпайтесь – у меня в багажнике труп! Только на самом деле Гусыня с нами не откровенничала и домой никого не звала. Может, только Ирусика. Мы для нее недостаточно элитная компания. А ляпнуть про украшение могла кому угодно.

– Самый подозрительный, конечно, этот лектор, Павлик, – начала Машка. – Он был в курсе всего. Но он уж слишком задохлик. А ты на кого думаешь?

Катя наморщила фарфоровый лобик.

– Не, наши травоядные из литературного клуба спереть что-нибудь, может, и могли бы. Но замочить мужика в сортире – нет. Разве что любовник Ирусика, красавчик Лоренцо. Видели, какие у него кулачищи?

– Для стрельбы кулачищи необязательны, – начала Машка, но Катя ее перебила:

– Все, приехали! Выметайтесь!

Я огляделась. Тихая улочка на холме вилась между зарослями тропических деревьев, из-за которых осторожно выглядывали роскошные виллы. Катя нажала на кнопку звонка у массивных кованых ворот, подхватила на руки Буника. И сказала:

– Я вас познакомлю с бабкой Поля. Только не удивляйтесь. Она странная и немного сумасшедшая.

– А ты откуда ее знаешь? – поинтересовалась Машка, фоткая красивую старинную ограду.

– Я у нее компаньонкой работала. К старичкам зареклась ходить. У них от маразма сексоголизм начинается. Обслюнявят всю! А старушки ничего. С бабкой Поля даже сдружились. Вот, навещаю по старой памяти. Хотя у нее характер… Сами увидите.

Бабушка французской революции

– Хотите меня уморить?! Так я сейчас умру! Вот лягу прямо здесь на пол! И умру! Вам всем на радость!

В центре большой гостиной, заставленной антикварной мебелью, стояла высокая худая старуха с орлиным носом в длинном красно-черном халате. Она взмахивала худыми руками, как крыльями, трясла головой, обвязанной белым полотенцем, и завывала, как актриса из сельской самодеятельности, играющая Медею.

При виде нас мученица с быстрыми птичьими глазами еще больше воодушевилась и поддала страсти:

– Катя! Детка! Как хорошо, что ты пришла! Запишешь мои последние слова. Пусть все знают, что меня убили! Вот они – у-бий-цы!

Две горничные в испуге вжались в старинный резной буфет. Мы с Машкой тоже оторопели. Но Катя расплылась в улыбке:

– Мари! Такая красивая женщина не должна умирать! Вы обязаны нас всех собой радовать!

Как ни странно, от этих слов Мари выдохнула, опустила воздетые руки в струящихся широченных рукавах и лукаво улыбнулась:

– Ты думаешь?

– Бе-зус-лов-но! Ну? Что опять случилось?

– Они не сделали мне уксусной воды для компресса! Ты же знаешь мои мигрени! Они невыносимы!

– Сейчас все исправим! Кстати, Мари, это Маша и Лена, они москвички. А Лена, между прочим, врач.

– Врач? – заинтересовалась хозяйка. – Вот скажите мне как врач, почему на Марс уже летают, а средства от мигрени так и не изобрели?

– Думаю, это происки фармкомпаний и Илона Маска, – сказала я.

– Вот именно! Безобразие! Катя, да спусти ты уже на пол своего Буника. Напрудит, девушки уберут. Идем, сделаешь мне компресс, как ты умеешь! А вы пока чего-нибудь выпейте! Предложи! – кивнула она горничной.

Но выпить мы не успели. Я только начала разглядывать висящую на стене старинную картину с напудренной дамой, как дверь отворилась и вошел Поль.

Мы уставились друг на друга с одинаковым изумлением.

– Девочки, надеюсь, здесь все в порядке? Вам ведь не нужно алиби? Где Мари? – с шутливым беспокойством обвел он нас с Машкой лучистым взглядом. Я физически почувствовала идущее от него тепло.

– Катя делает ей уксусную воду. У нее приступ мигрени.

– Значит, нам всем головная боль обеспечена, – вздохнул Поль. – А вы здесь?..

– Проездом. Катя обещала забросить нас к могилке Шагала в Сен-Поль-де-Ванс.

В этот момент в гостиную вошла – нет, по-королевски вступила – Мари, на этот раз с аккуратной повязкой вокруг лба.

– Поль! Чему обязана такой чести? – горделиво вопросила она так, будто увидела в приемной посла недружественной державы.

Поль смущенно заулыбался:

– Не злись. Я не мог вчера приехать. Ты же знаешь, у меня были дела.

– Конечно! Разве может какая-то моя смерть сравниться с твоими важными делами?

– Мари, ты умираешь три раза в неделю. Так часто я приезжать не могу. Ну прости!

– По телевизору передают всякие ужасы. Кого-то там убили. А ты даже не позвонил!

– На вечеринке у Влада все так грохотало… Но ты же сама мне звонила!

– Да, потому что мне с моей психикой нельзя волноваться! Бессердечный негодяй! Зачем ты вообще пошел на яхту к этому выродку?

– Мари! Мой дядя – не выродок.

– Мне лучше знать. Я его мать.

– Может, нам хватит развлекать людей? – Поль кивнул на нас с Машкой. – Мне нужно с тобой серьезно поговорить. У меня к тебе дело.

Мари поджала накрашенные губы:

– Дело? Только по делу я всем и нужна! А то, что я умираю от мигрени, никого не интересует! У меня нет сил разговаривать! Пойдем, почитаешь мне, пока не засну! – скомандовала она Полю. И повернулась к Кате с видом королевы в изгнании:

– Ты уезжай. К своей Алисе. Буника можешь оставить. Заберешь завтра.

Она величественно нам кивнула и вышла из комнаты, жестом пригласив Поля последовать за собой.

Мы вышли в сад под палящее солнце.

– Бабка совсем разошлась, – сказала Катя, усаживаясь в свою желтую машинку. И вздохнула: – Кажется, Поль попал…

Поль попал

(За три часа до этого)

Поль плелся за Лизой по кромке моря на пляже в Каннах. Лежаки стояли так тесно, а народу в элитный загончик забилось столько, что было трудно понять, где кончается суша и начинается вода. Пекло солнце и золотобородый Марк, который размашисто шагал рядом, ворчал:

– Нет, я не понял, чего мы