Манифик - Тимур Александрович Темников Страница 19

искать. Знать бы хоть какие-нибудь вводные. Хоть в СПИД-центр обращайся и выясняй, сколько у них на учете ненаркоманов и кто из инфицированных вступал в контакт с продажными женщинами в Москве по указанному адресу за последние пятнадцать лет. Идея, конечно, но так себе. Снова засесть за камеры и просмотреть больший временной интервал свернувших в сторону дома? Так их потом все равно всех не отыскать. Хоть весь отдел брось на поиски. Если, как ни не хотелось бы, вернуться к версии маньяка, тут, кстати, могут сделать дело приоритетным, тогда все остальное можно будет отложить на потом, подключатся службы, добавят больше людей и с видеорегистраторами станут работать специально обученные люди, а не она будет сидеть в одиночестве и умолять бездумное железо дать ей подсказку.

Дрозд решила еще раз просмотреть отчет судмедэкспертов и криминалистов.

Видимых и скрытых повреждений, кроме удара острым режущим железным предметом в область шеи, на теле не было. Рана была рваной, поэтому на нож предмет не походил, эксперты предполагали длинный перечень, в который входили даже паяльник с прямым жалом и раскроечные ножницы образца восьмидесятых. Ну, паяльник для маньяка, наверное, еще как-то можно объяснить, хотя уже не девяностые и такой раритет, как думала Дрозд, можно приобрести разве что в радиокомиссионках, но раскроечные ножницы – это совсем абсурд. В квартире не было даже швейной машинки. Или маньяк – портной, или жертва – собирательница старины. Предполагаемые орудия убийства не давали ни одной идеи. Что было еще? Запятнанная простыня с мультиобразцами спермы от разных поклонников? Самая свежая сперма была четвертой группы. Дрозд вспомнила, как была удивлена в свое время, что сперма тоже имеет свою группу, которая совпадает с группой крови ее владельца. Конечно, это была зацепка, но если убийцей был мститель или маньяк, который не вступал в половой контакт с жертвой и не разбрасывал свои биометрические данные на простыню, то находка ничего не стоила. Ведь на самой жертве и внутри нее ничего похожего не нашли.

Что было еще? Да ничего, куча эпителия на простыне, в которой все данные роились, как цветные стразы в калейдоскопе, кошачьи волосы и безынтересные для следствия остатки силикона. Все это было как на обстановке квартиры, так и на и в теле убитой. Если бы проститутка еще мылась почаще, хотя бы после каждого второго клиента, можно было в чем-то определиться, а так – какофония молчаливых биоматериалов. Криминалисты еще разложат их по полкам в своей базе данных, но не скоро. Сверят с прежними, сличат, отсепарируют, но сейчас, если, конечно, «спортсмен» с видеокамеры не покажет на видео табличку «Это я убийца», ничего невозможно будет найти.

Да и кому нужна эта престарелая проститутка? Завтра еще кого-нибудь зарежут или в кого-нибудь выстрелят, и тогда нахождение убийцы будет счастливой случайностью. Даже если отталкиваться от вируса иммунодефицита человека и делать запрос в СПИД-центр, у них точно нет отдельной графы в их системе о том, как заразился каждый состоящий на учете.

«Стоп»! – подумала Дрозд. А может быть, как раз и есть. Ведь подают же они ежегодную статистику, где значится, что основными инфицированными являются наркозависимые. Откуда-то же они эти сведения берут.

Она записала себе в компьютер напоминалку, что нужно дать задание своим твиксам о том, чтобы сочинить запрос и направить его в нужное место.

Хорошо, мы получим даже список с именами и прописками, но их будут тысячи, если не больше, кто их всех будет обрабатывать и вычислять? Я с семью делами на потоке или Сема с Шурой, которые толком заключения писать не умеют? Исходя из того, что на маньяка больше выделят ресурсов, стоило окончательно склониться к этой версии. И что тогда это меняет в принципе? Да ничего, такой же висяк, только напинают сильнее.

Она свернула отчет на компьютере, не дочитав и до половины. В мысли о деле постоянно вклинивались переживания о поспешном материнском замужестве. Потому в голове был туман из смеси раздражения, горечи и ощущения собственной беспомощности.

В кабинет шумно ввалились ее подчиненные. Они снова что-то громко обсуждали, но похоже, уже не футбол. Дрозд подняла на них взгляд и демонстративно медленно сняла очки. Парни резко замолчали.

– Я сколько раз вас просила не быть такими идиотами? Вы же солидные люди. Убийства раскрываете и другие особо тяжкие преступления, неужели нельзя свое мальчишество засунуть себе в задницу и залепить ее чем-то железобетонным, хотя бы до пятницы! – не выдержала она и тут же подумала, что ведет себя как сволочь, ну или ее мать – профессор психологии в ее, Виталины, условно счастливом детстве.

Пару секунд тишины прервал Шура:

– Так, Виталина Аркадьевна, до пятницы не получится, бесполезно. У меня дежурство в субботу, у Семена в воскресенье, нельзя же с перепоя на дежурство заступать.

Дрозд сложила ладони, прикрыв ими нос и рот, посмотрела на своих пацанов и засмеялась. «Какое счастье, что у меня такие вменяемые парни», – подумала она.

– Рассказывайте, вурдалаки, что вы мне принесли, – наконец успокоилась следователь, глядя на своих лейтенантов, рассевшихся за столом.

А принесли они немало. Коротко, но по существу. Гражданин из соседней республики, тот самый влюбленный, которому грозила мать его Джульетты, совсем не уехал к себе на родину, как предполагала следователь, а позвонил Шуре, который прежде оставил ему визитку со своим номером. Молодой мужчина рассказал, что его девушка, которую он остался ждать, уйдя из-под возможной досягаемости ревностных глаз ее матери, рассказала ему о подозрительном типе в их подъезде, которого встретила, когда бежала к нему на свидание.

Глава 7

У себя в комнате Исай не думал готовиться ко сну, он сел в кресло напротив компьютера. Его одолевали сомнения, а если сомнения были, значит, он точно видел свою неправоту, но при этом искал возможность ее оправдать. То, что произошло сегодняшним вечером у реки, было необдуманным поступком. Исай никогда не поддавался, по крайней мере, старался не поддаваться сиюминутным эмоциям. Даже к радости он относился без излишнего восторга, а уж тем более он должен быть выше всякой злости и обиды. Ему необходимо быть над всем происходящим, словно ангел или демон, он обязан парить над жизнью. Его восприятие действительности должно отличаться от восприятия простых людей, ведь это он разделяет добро и зло, отделяет несчастье, устраняет его и наполняет мир радостью.

С человеком у реки он поступил неразумно. Что произошло? Почему он так спонтанно и дико отреагировал на его простые слова? Он посчитал себя обманутым? Но человек