Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева Страница 18

несколько недель я провел в муторном тумане депрессии. Жизнь опустела и обезвкусела. Все время хотелось спать и плакать. Приходилось заставлять себя репетировать с виртуалом, ходить на съемки, играть. Только вот хорошо играть я заставить себя уже не мог. Мысли были далеко. Колобок ругался и грозил расправой, партнеры недоуменно пожимали плечами, дубли снимались один за другим.

Несколько раз Яся звонила мне, я не брал трубку. Она искала встречи и приходила на студию. Я избегал ее. Однажды они пришли вдвоем, и это было тяжелее всего. Я ждал, что Колобок прогонит посторонних, но он ничего не заметил.

Постепенно съемки приближались к концу, и боль утраты отступила, вернув эстафету забытому страху. Меня ждал дракон.

Драконы — самый сложный, невероятный и невиданно дорогой продукт генной инженерии. За всю историю нового кинематографа их было создано всего три. Они стали знамениты на весь мир. Еавуда сделали в Голливуде пятнадцать лет назад для суперпроекта «Волшебник Земноморья». Он снялся в четырех частях «Волшебника…» и еще в нескольких фильмах. Теперь дракон переехал из Голливудского «зоопарка» в «Киномонстры». Затем был Горыныч — трехголовое детище «Фабрики Гроз». Их «Бой на Калиновом мосту» прошел по экранам всего мира и стократно окупил вложенные в Горыныча немалые деньги. Следом вышла еще целая серия детских сказок, принесших «грозовцам» мировую славу. И, наконец, в пику «Фабрике» и в рамках, так сказать, здоровой конкуренции, в Измайлово вырастили первого (и пока последнего) дракона полиморфа. Великого Гадамера.

В эту затею сначала никто не верил, а потом…

Эскизы дракона заказывали у самого Ашу. Затем компания пригласила Украинцева. Рассказывают, что великий генетик, когда ему предложили работу над проектом «Полиморф», неприлично расхохотался в лицо директору компании. И за пять минут объяснил, почему это ну совершенно невозможно. Дракон, превращающийся в человека! Мыслимо ли? А спустя две недели приступил к работе. Наверное из упрямства. Параллельно с учеными заерзали сценаристы. Было предложено более ста кинопроектов и, в конце концов, выбраны пять. Во всех них Гадамер потом сыграл. Но первым был «Ритуал».

Такого ажиотажа киномир не знал со времен Люмьеров. Реклама пошла еще до начала съемок. Билеты на премьеру продавали с аукциона. Толпы потенциальных зрителей сносили кассы, продавались даже «стоячие» места, была введена предварительная запись на сеансы. Сувениры, плакаты, видеоигры расходились по миру многомиллионными тиражами. «Ритуал» получил двадцать четыре «Оскара» и гору других наград. Гадамер стал идолом человечества. Я был, наверное, единственным человеком на земле, кто никогда не видел Великого Дракона на экране.

С тех пор прошло уже десять лет. Все это время Гадамер непрерывно снимался. О «Киномонстрах» не могло быть и речи. Его «сдавали в аренду» и американцам, и японцам, и индусам. Даже «Фабрика Гроз», забросив своего Горыныча, пару раз «занимала» полиморфа у нас.

Но самым главным свойством Гадамера была даже не способность принимать любой человеческий облик (поговаривали, что он может превратиться даже в женщину), важнее было другое. Разум. Почти человеческий разум. Homo dragonicus. Слишком много человеческого заложил в него Украинцев. Конечно, эмоции, мотивации и волю дракону «кастрировали» в первую очередь — хороши бы мы были, начни полиморф разгуливать по улицам, как обычный человек. И тем труднее было представить себе его, почти человека, с разумом зомби. Но все-таки это был разум. Настоящий, а не как у других геноморфов. Тот же Бим, он хоть и говорит, но речь его сродни попугайской. Только роли, только то, чему специально учили. Даже шутка про Колобка была не его — настропалил какой-то остряк из своих. С драконом, по слухам, можно было вести осмысленные беседы, спорить, ругаться. Правда, делал он это все не охотно, без задора и эмоций. Любил Гадамер только одно, то же, что и все остальные геноморфы, — кино. На всякий случай, «зоопарк» при студии, где жили животные, закрыли для экскурсий и усилили охрану…

Последние дни перед финальными съемками я нервничал, как никогда в жизни. Визиты к врачу были прерваны давно, я даже не пошел ругаться, как планировал три недели назад. Не до того стало. Правда, все его рекомендации выполнял исправно. Аутогенная тренировка, самогипноз, дыхательная гимнастика — всем этим я занимался больше, чем ролью. И в какой-то момент вдруг ясно понял: смогу. Сыграю. Я должен доказать это даже не себе — Ясе, человеку, который меня предал.

* * *

Сентябрь подкрался тихо и незаметно. Еще не пришло время затяжных осенних дождей и шелестящих разноцветных листопадов, еще теплым было солнце и длинными дни, но небо уже приобрело ту неповторимую, присущую только началу осени, холодную голубизну. Зябкими становились вечера.

Съемки с драконом несколько раз откладывались — то ли он приболел, то ли был занят в другом фильме, и я, несмотря на свою решимость, всякий раз вздыхал с облегчением.

Наконец все отсрочки остались позади, наступил день съемок. Я не спал всю ночь и, лежа перед тихо бормочущим телевизором, думал о том, что сегодня, быть может, решается моя судьба. Будущее вырастало впереди в виде придорожного камня. Прямо пойдешь — весь мир завоюешь: награды, контракты, новые роли, интервью. Слава. Направо и налево дорожка одна — прозябание в эпизодах, насмешливый шепоток за спиной, оставшийся навеки страх и батарея опустевших рюмок в дешевом гадюшнике. И Яся, которая больше никогда не станет моей. Неожиданно накатила остывшая было тоска.

Я в тысячный раз спросил себя, можно ли вернуть все назад? Прогулки тенистыми аллеями Измайлово, воскресные походы в кино, ночи вдвоем… Восстановить по старым эскизам картину нашей любви… без трещинок на скомканном предательством холсте… Нарисовать новыми яркими красками, зачерпнув вдохновения в тлеющем чувстве. Перемахнуть через пропасть. Я представил себе, как приду к ней прямо в «Корчму», с небрежно торчащим из кармана «Оскаром», мягко, но настойчиво возьму за руку и скажу: «Забудем все». Вышло глупо и искусственно.

Промаявшись до утра без сна, я встал измученный, уставший более чем накануне, и, наскоро собравшись, поехал на съемки.

На студии царили суета и оживление. Люди сновали туда-сюда, казалось, без особого смысла. Все были возбуждены близостью финала. Колобок бегал по площадке с незажженной сигаретой в зубах, а из сценария, зажатого подмышкой, дымила вторая — когда-нибудь он спалит весь комплекс. Рабочие заканчивали формировать «пещеру» из неизменного хлорвинила; декоратор, как всегда, ругался с пиротехником, опасаясь за казенный реквизит. Казалось, пришли все: Тамара, не задействованная в сегодняшних сценах, засовывала свою рыжую головку в недостроенную пещеру, Эйслер, оставшийся в «замке» еще в начале фильма, ходил взад-вперед и бормотал под нос