Пятьдесят на пятьдесят - Стив Кавана Страница 18

В десять сорок она замедлила бег, приближаясь ко входу в музей «Метрополитен». Из дверей его толпой валила публика в коктейльных платьях и смокингах. Она присела на ступеньки и перевела дыхание.

Прошло несколько минут, прежде чем она наконец увидела его.

Мужчину среднего роста. С седыми волосами, расчесанными на косой пробор. Под кашемировым пальто с накинутым поверх шарфом – смокинг. Он разговаривал с двумя пожилыми дамами, а потом, подав обеим руку, сопроводил их вниз по ступенькам. Звали его Хэл Коэн. В течение пятнадцати лет он был политическим стратегом ее отца, бессменным руководителем его предвыборных кампаний, главным сборщиком средств и сообщником.

Спустившись на улицу, дамы поблагодарили Хэла.

Она резко встала. Достаточно резко, чтобы привлечь его взгляд.

Когда Хэл увидел ее, улыбка исчезла у него с лица. Однако он быстро вернул ее на место и помахал на прощание дамам, направлявшимся к пешеходному переходу, после чего немного постоял, засунув руки в карманы пальто. Его дыхание клубилось в вечернем воздухе, пока Хэл размышлял, что делать дальше.

Потом он коротко кивнул и небрежной походкой направился к ней.

– Ну как, хорошо развлеклись? – спросила она.

– Это было мероприятие по сбору средств для одного моего хорошего знакомого. Развлечения в меню не входили, – ответил Хэл. И, по-отечески положив руку ей на плечо, добавил: – Сочувствую насчет твоего отца, детка.

Он всегда ее так называл: «детка». Когда Хэл начал помогать ее отцу проникнуть в политические сферы, то пришел к ним домой, чтобы поговорить с ним, познакомиться с ее матерью, с семьей – убедиться, что в шкафу у той нет никаких скелетов. Сказал, что если б там были скелеты, то ему пришлось бы похоронить весь этот шкаф на дне Ист-Ривер.

– Спасибо. Вы ему всегда нравились. Папа говорил, что вы способны уладить все, что угодно. Мне нужно поговорить с вами, Хэл, – сказала она.

– Послушай, я очень сожалею о том, что случилось с твоим отцом. Фрэнк этого не заслуживал, однако…

– Вот об этом мне и нужно с вами поговорить. У меня нет времени ждать. Это нужно сделать прямо сейчас. Хэл, вы должны знать, что я не убивала своего отца.

Он вздохнул, кивнул и указал на элегантный «БМВ», припаркованный на противоположной стороне улицы. Они молча направились к машине. Она села на пассажирское сиденье, он – за руль.

– Я отвезу тебя домой. Ну давай, говори, что хотела, – сказал Хэл.

Она ничего не ответила.

– Ты же хотела поговорить – так давай поговорим, – настаивал он.

Склонившись к водительскому сиденью, она положила руку ему на бедро. Он напрягся, и она прошептала:

– Я знаю, вы записываете все, что сказано в этой машине. Отец мне говорил. Мы можем пообщаться в моей квартире.

А потом отодвинулась от него, откинувшись на спинку сиденья, и положила руки на колени. Хэл просто кивнул и ответил:

– Ладно.

Ей понравилось это чувство, когда Хэл ощутимо напрягся. Оно позволило ей ощутить свое могущество – когда она склонилась к нему, чтобы коснуться губами его уха, а ее рука лежала у него на бедре. Это было слишком уж фамильярно, и все же она знала, что Хэл явно возбудился бы, если б молодая женщина дотронулась до него.

Они ехали молча, пока он не подкатил к ее дому и не припарковался на противоположной стороне улицы. Здание было таким же, как и многие другие в этой части Манхэттена – элегантным и величественным, – но время уже начинало брать свое. Камера видеонаблюдения в вестибюле уже несколько недель не работала. Преступления в этой части города случались относительно редко, так что камеры были не в приоритете. Главное, что старый лифт работал по-прежнему исправно, а все остальное обитателей дома особо не интересовало.

Двери кабины открылись, и она провела Хэла к своей квартире, самой большой на этаже – к последней двери в левом конце коридора. Внутри небольшой коридорчик привел их к обеденному столу, стоящему в кухне открытой планировки.

– Осторожно, не споткнитесь о мои покупки, – предупредила она, указывая на груду неразобранных пакетов, лежащих у двери.

Коэн прошел мимо них вслед за ней. Она бросила ключи на стол, сняла бейсболку и зашвырнула ее на диван в другом конце комнаты, после чего направилась в кухню. Налив стакан воды из холодильника, спросила:

– Не хотите чего-нибудь выпить?

Покачав головой, Хэл облокотился о спинку кухонного стула.

– Итак, давай поговорим, – предложил он.

– Не хотите присесть? – спросила она.

– Не обижайся, но мне еще нужно кое-куда съездить. И, честно говоря, мне немного неловко. Я знаю, что тебя выпустили под залог, – а еще знаю, что ты можешь предстать перед судом вместе со своей сестрой, а меня могут вызвать в качестве свидетеля.

– Копы думают, что папа собирался изменить завещание. Это правда?

Хэл глубоко вздохнул, задержал дыхание и склонился над спинкой стула еще ниже. Покачал головой. А затем выпрямился и позволил ответу выплеснуться наружу, как будто долго задерживал его внутри, словно дыхание под водой. Тот вырвался из него сам собой, взбаламутив гладкую поверхность разговора.

– Мне сказали то же самое, – произнес он.

– Кто сказал?

– Копы. Они хотели знать, говорил ли со мной твой отец об изменении завещания. Я сказал, что нет, не говорил. В конце концов, твой отец был уже не тем человеком, как прежде. Он стал каким-то рассеянным, забывчивым. Не знаю, то ли от старости, то ли от чего-то еще… Мы по-прежнему почти каждый день завтракали вместе в ресторане у Джимми, но, кроме этого, практически не общались. Про завещание он никогда не упоминал. Когда я услышал о смерти Фрэнка и о завещании, то сразу позвонил Майку Модину.

Допив остаток воды, она поставила пустой стакан на стойку и сосредоточила на Хэле Коэне все свое внимание. Костяшки у него на руках казались комочками белого жира – так сильно он стискивал спинку стула. Хэл был явно настороже, опасаясь брякнуть то, что могло бы впоследствии выйти ему боком.

– И что сказал Модин?

– Сказал, что твой отец договорился в понедельник встретиться с ним, чтобы обсудить свое завещание. Но не дожил даже до конца выходных. Послушай, это все, что я…

– А Модин не говорил, почему мой отец хотел изменить завещание? У него под конец началась натуральная паранойя, вы же помните.

– Можешь мне об этом не напоминать, детка… Твой отец был уверен, что все вокруг только и думают, как бы покончить с ним. Он запросто мог назвать победителей всех Мировых серий