999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук Страница 17

Когда потеплело в груди, а в голове разлилось нечто такое, что отдаленно напоминало умиротворенность, и появилось осязаемое чувство насыщения, он подумал, что надо бы позвонить Максиму Бондаренко и Яровому, но тут же отбросил эту мысль. Его телефон могли поставить на прослушку, к тому же не было уверенности, что этот гостиничный номер ушлый воронцовский следок Оськин не нашпиговал «клопами» и прочей дрянью. Также не оставалось надежды и на мобильник, который ему вернули в СИЗО.

Телефонный звонок раздался, когда он отрезал очередной ломоть ветчины. Невольно вздрогнув, потянулся было за трубкой и тут же поймал себя на мысли, что кто-то невидимый специально позволил ему расслабиться, чтобы снять остаточное стрессовое состояние. Впрочем, это могли звонить Яровой или Максим, прознавшие о его освобождении, но когда взял трубку… Звонил Кудлач, его басок с застаревшей хрипотцей Антон мог бы отличить от сотен других голосов.

— Седой?

— Для кого-то и Седой.

— Ладно, не бубни, это я так, к слову. Узнаешь?

— Само собой.

— Потолковать бы надо, тем более что время не терпит. За тобой заедет мой человечек, и, если еще не обедал, у меня и перекусим.

По достоинству оценив предложение воронцовского смотрящего вместе пообедать, Крымов спросил на всякий случай:

— А не боишься, что этот гаденыш Оськин?..

— Ситуация под контролем, так что можешь жить спокойно.

Обратно в гостиницу Крымова привез все тот же «человечек» Кудлача — шкафоподобный, не очень-то разговорчивый парень по кличке Малыш, едва умещавшийся на водительском месте «Мерседеса». Оставив в номере тяжелую коробку с «презентом от Михал Сергеича», он спустился к машине. Распечатав коробку, Крымов удовлетворенно хмыкнул. Судя по ее содержанию, Седой в этом городе пришелся ко двору — армянский коньяк и московского розлива водка, лимоны и камчатские баночные крабы, красная икра. Завершал этот праздник пития и обжорства набор шоколадных конфет. Не хватало, пожалуй, только жрицы любви, упакованной в кисейную простынку. Кудлач, похоже, даже не сомневался в том, что Седой примет его предложение, хотя для окончательного ответа ему было дано несколько дней на размышление.

А подумать было о чем.

Полдня, проведенные с воронцовским паханом, и осторожный разговор, который завел Кудлач, в общем-то, ничего не давали по оперативной разработке «Возрождения», зато вся эта информация могла быть полезна Яровому. Тем более что предложение, сделанное Седому, могло в корне изменить криминальную обстановку в городе, и этот факт нельзя было не учитывать.

Когда разговор с Кудлачом уже подходил к концу и они выпили «на посошок», Антон как бы походя произнес, обращаясь к хозяину дома:

— Может, повременить с Жомбой? Слушок прошел, будто в городе важняк столичный объявился.

На что Кудлач процедил лениво:

— Не боись, мои люди каждый его шаг под контролем держат, и ежели что…

Надо было срочно связываться с Яровым, вот только как?

Думая о том, как безопаснее всего выйти на следователя, Крымов с собачьей тоской в глазах посмотрел на широкую, мягкую кровать, на которой мечтал проспать беспробудным сном хотя бы до девяти утра, и, чтобы хоть как-то разогнать сон, включил телевизор. Прошелся по каналам, после чего распечатал бутылку коньяка, хрумкнул шоколадом. В голове немного просветлело, и он, взяв подарочную коробку с конфетами, выбрался из номера, прикрыв за собой дверь. Постучал в каморку служебного помещения, где коротали длинные ночи дежурные по этажу. Тут же послышалось плавно-напевное «погодьте маленько», и в полуосвещенном дверном проеме застыла располневшая фигурка дежурной.

— Простите, что потревожил вас, — откашлялся Крымов. — Боялся, что утром не застану, а мне бы хотелось сделать вам что-нибудь приятное. — И он протянул коробку конфет.

Даже в полуосвещенном коридоре было видно, как зарделось лицо дежурной, и она всплеснула белесо-пухлыми руками.

— Да вы что! Такой подарок! Зачем?

— Чтобы чай с конфетами пить. Принесете домой, детям приятное сделаете. Возьмите, прошу вас.

— Так, может, того… чайку поставить? У нас тут «Тефаль», он мигом воду вскипятит.

— Нет, нет, — замахал руками Крымов, — я уж и так перебрал сегодня с питием. А вот если вы позволите позвонить от вас по телефону, был бы весьма признателен.

— Да ради бога! Могли бы и не спрашивать. Вон в коридоре на столике стоит.

— Он у вас прямо в город выходит или через коммутатор?

— Городской, городской, — заторопилась дежурная и тут же поинтересовалась: — А что, у вас в номере не работает? Вроде бы на днях с телефонной станции приходили.

— Хрипит что-то, причем не пойму, то ли у меня, то ли тот номер, на который звоню.

— Бывает, — посочувствовала дежурная, — только вы обязательно администратору скажите, а то чинят-чинят, чинилки хреновы, только деньги с гостиницы дерут.

Не рискуя звонить Яровому, телефон которого также мог оказаться на прослушке, Крымов набрал номер Бондаренко:

— Макс? Привет тебе с Биробиджана. — Бондаренко что-то проквакал счастливым голосом, а Крымов между тем продолжал: — Необходимо встретиться с Дедом, срочно. Но учти, Дед под колпаком. Ждать буду в скверике у памятника Ленину.

Клишированный памятник основателю советского государства монументально возвышался неподалеку от гостиницы, в которой остановился Яровой, так что не было ничего подозрительного в том, если бы столичный важняк решил малость освежить голову ночной весенней прохладой и вышел прогуляться в небольшой уютный скверик, заросший кустами низкорослой декоративной акации и белоствольными березками. И все-таки Крымов несколько раз перепроверился, прежде чем шагнул навстречу следователю.

— О господи, — вздрогнул Яровой. — Так ведь и заикой оставить можно. — И вдруг совершенно неожиданно для Крымова обнял его. — Рад! Страшно рад, что все обошлось.

— Делов-то… — невольно стушевался Крымов, не привыкший к подобным сентиментальностям. — Бывало и хуже.

— Оно конечно, — согласился с ним Яровой, — а теперь рассказывай.

Антон довольно сжато, но в то же время фиксируя каждую более-менее значимую деталь своего задержания и пребывания в СИЗО, изложил всю историю.

Как говорится, плясать бы да радоваться обоим, что все закончилось всего лишь подпиской о невыезде, однако Яровой угрюмо молчал, мусоля в зубах едва тлеющую сигарету. Наконец произнес негромко, словно точку поставил:

— Галиматья какая-то!

— Вот и я голову себе ломал, пытаясь подвести мое задержание, наркоту, а потом столь счастливое освобождение под общий знаменатель, но так и не придумал бы ничего толкового, если бы не пара бутылок водки, раздавленных в берлоге у Кудлача.

— Так чего же молчишь?

— На закуску оставил, на десерт. Если верить Кудлачу, а я ему не могу не верить, весь этот цирк с наркотой был срежиссирован неким Гришкой Цухло, который прознал, что в