Последнее испытание - Скотт Туроу Страница 17

– После свидетеля, мистер Фелд. Что же касается миссис Стерн, то она может продолжать.

Марта просит стенографистку зачитать вопрос, который был задан свидетельнице минуту тому назад.

– Доктора и медсестры говорили, что его состояние улучшилось, – отвечает миссис Колкитт.

– Снимки указывали на уменьшение размеров опухоли, – снова обращается к вдове Марта.

– Да, мэм. Именно это все и говорили.

– А вы сами замечали, что ему становилось лучше?

– Поначалу – да, мэм. Намного лучше. Он очень тяжело переносил химиотерапию и все остальное. Да, ему стало гораздо лучше.

– Миссис Колкитт, вы были женой пациента. Вы могли бы сказать, что благодаря «Джи-Ливиа» качество жизни Герберта улучшилось?

– О да, мэм, – отвечает свидетельница. – Пока лекарство его не убило. На мой взгляд, знаете ли, это не то, что я могла бы назвать улучшением. – В зале звучит сдержанный смех, и лицо миссис Колкитт приобретает слегка сконфуженное выражение. – Я вовсе не пытаюсь острить – ничего подобного. Но я бы сказала, что Герби поначалу в самом деле стало полегче. Потому что он ведь хотел жить.

До этого женщине удавалось удерживаться от слез, но тут ее силы иссякли. Она подносит вышитый носовой платок, обернутый вокруг ее кисти, к глазам.

Фелд, которому судья дает возможность повторно опросить свидетельницу, интересуется у миссис Колкитт, хотела ли бы она, чтобы ее мужа снова лечили препаратом «Джи-Ливиа», если бы можно было повернуть время вспять.

– Нет, сэр, ни в коем случае. Он не прожил столько времени, сколько, по их словам, ему давали врачи.

На этом опрос миссис Колкитт заканчивается. Стерн замечает, что все присяжные без исключения внимательно наблюдают за тем, как она покидает зал суда в сопровождении сына и невестки. Приняв решение включить в список обвинений против Кирила еще и обвинение в убийстве, команда федерального прокурора, похоже, получает солидное преимущество в противоборстве с защитой на начальной стадии процесса.

Именно Марта, у которой более близкие, чем у ее отца, и не настолько формальные отношения с Мозесом, несколько месяцев назад первой узнала поразительную новость, что федеральный прокурор собирается, помимо прочего, обвинить Кирила в убийстве. Это казалось классическим примером того, что юристы называют «перегруженностью обвинения», – в подобных случаях, когда прокуроры пытались, образно говоря, выдать мозоль за опухоль, это зачастую приводило к падению доверия к ним.

Но по мере того, как Стерны занимались подготовкой процесса и самого Кирила к судебному разбирательству, они начали понимать логику Мозеса. Получалось так, что буква закона в данном случае гораздо благоприятнее для обвинения, чем Стерн предполагал, с учетом того, что данная статья никогда не рассматривалась в подобном контексте. Согласно законам штата в округе Киндл, убийство первой степени означает осознанное лишение кого-либо жизни, то есть «действие, которое вызывает смерть… либо создает высокую вероятность физической смерти или существенного телесного ущерба для того или иного лица». Представители обвинения исходили из того, что Пафко знал о высокой вероятности летального исхода для некоторых пациентов, но при этом продолжал добиваться допуска в торговую сеть препарата «Джи-Ливиа» даже после результатов тестирования.

Имея дело с Мозесом, никогда нельзя было сбрасывать со счетов его приверженность моральным устоям, провозглашенным в Ветхом Завете. Он считает Кирила дурным человеком, совершившим неправедное деяние. С точки зрения прокурора, Пафко не только солгал ради получения выгоды, но еще и подверг тысячи людей смертельной опасности, что стоило некоторым из них жизни. Так что, по мнению Мозеса, судить Пафко за это – совершенно справедливо.

Но дело не только в этом. Марта и ее отец, заранее прокручивая возможные варианты ходов, которые ожидались во время судебного процесса, были вынуждены признать: Мозес, включив в обвинение еще и убийство, получил важное тактическое преимущество. Если бы речь шла о разбирательстве только по делу о мошенничестве, процесс оказался бы весьма скучным и утомительным, изобилующим всевозможными бюрократическими процедурами. Что еще хуже для правительства, подразумевалось, что Кирил благодаря своему мошенничеству ввел в заблуждение УКПМ и, скрыв часть результатов тестирования, а именно якобы имевшие место случаи смерти, заставил одобрить препарат для коммерческого использования. Все это неизбежно потребовало бы дальнейшего расследования. Однако в данном случае с точки зрения закона вопрос о том, действительно ли кто-то умер именно из-за использования «Джи-Ливиа», был не вполне уместен. Так что присяжным наверняка давалось указание не спекулировать этой темой.

С другой стороны, раз в обвинении фигурировало убийство, прокуроры с большой степенью вероятности могли доказать фатальное воздействие «Джи-Ливиа» на отдельных пациентов. Поэтому для них имело смысл предоставить присяжным впечатляющие показания членов семей умерших, на глазах которых угасали их близкие. Далее можно было вызвать в суд лечащих врачей, которые вполне могли засвидетельствовать, что не сумели спасти своих пациентов, поскольку не были предупреждены о вероятности тяжелой аллергической реакции на новый препарат (а именно такое мнение сложилось у большинства медиков, принимавших участие в описываемых событиях). Таким образом, суммарное впечатление, которое складывается у присяжных в ходе любого судебного процесса и которое приходится учитывать, с самого начала было бы не в пользу подсудимого. Другими словами, стороне защиты сразу нанесли бы тяжелый удар.

И тем не менее то, что Кирила обвинили, помимо прочего, еще и в убийстве, несколько укрепило пусть и весьма скромные надежды Стерна на оправдание его подзащитного. Для жюри именно этот пункт, а не мошенничество, должен был стать центральным в обвинении. А между тем существует немало препятствий, как с точки зрения закона, так и с точки зрения фактов, которые делают весьма сомнительной возможность доказать, что подсудимый виновен в убийстве. Если Стерны помешают повесить на подсудимого убийство, это увеличит вероятность того, что присяжные откажутся признать обвинение полностью.

После того как миссис Колкитт покинула зал суда, Сонни объявила перерыв, чтобы обсудить заявленный Фелдом протест. Суть его сводилась к тому, что, по мнению помощника федерального прокурора, защита не должна задавать родственникам погибших вопрос о том, вызывал ли «Джи-Ливиа» улучшение состояния больных.

– Показания родственников жертв, – говорит Фелд, произнося слово, которое он не может употреблять слишком часто, – берутся только для того, чтобы обосновать, что «Джи-Ливиа» в самом деле убил пациентов, о которых идет речь. Так требует законодательство. А вопрос, оказывало ли лекарство положительный эффект на протяжении какого-то времени, к делу отношения не имеет.

К концу дня становится ясно, что главная и единственная слабость пункта обвинения, в котором говорится об убийстве, – это как раз то, что «Джи-Ливиа» все же работает, а именно облегчает состояние больных. Да, законодательство, касающееся убийств, направлено против бандитов, которые, расстреливая конкурентов на ходу, убивают кого-то другого. Но